Шэрон Кендрик - Мщение или любовь
— Еще как следовало. — Он покачал головой, и в уголках его губ угадывалась улыбка. — Тебе следовало сделать это намного раньше, Роми. А сейчас ты привела меня в чувство.
— Что ты хочешь этим сказать?
Его лицо напряглось.
— Вероятно, мне пора признать факт, что я не имею права и дальше винить тебя за случившееся. Я должен взять на себя равную долю ответственности за то, что произошло тогда между нами. — Он вдруг отвернулся и стал смотреть куца-то в пространство, пловно завороженный блеском солнечных лучей, отраженных поверхностью озерца. Когда Доминик заговорил вновь, его голос был странно мрачным. — Кое-кто наверняка может сказать, что я, в тот день воспользовался случаем в своих интересах.
Роми поморгала глазами.
— Нет, не то… — сказала она.
— Вот как? И почему же?
— Потому что, если я так хотела тебя и испытывала такую сильную сексуальную потребность — по-моему, именно это предположение ты высказывал раньше, то как можно говорить, что ты использовал меня в своих интересах?
— Потому что тебе было всего девятнадцать лет! — торопливо пояснил он.
Роми нахмурилась.
— Да, мне было девятнадцать, — согласилась она, чувствуя себя немало озадаченной. — Но в наши дни это вряд ли считалось бы совращением подростка, так ведь?
Его лицо потемнело.
— А мне было двадцать шесть.
— Ну, от этого ты автоматически не становишься соблазнителем по прежним понятиям, — сухо заметила Роми.
У него в глазах она увидела удивление и неожиданно обрадовалась тому, что не пошла легким путем. А ведь было бы так легко согласиться с ним и сказать ему: да, ты действительно использовал меня. Сделай он это предположение тогда, когда все происходило, она, возможно, и согласилась бы с ним. Но теперь она повзрослела и, надо надеяться, поумнела. И провалиться ей на этом месте, если она позволит изобразить себя жертвой! Того, что было между ней и Домиником, она сама хотела. И хотя отчасти понимала, что поступает очень дурно, это ее не остановило. Впрочем, она сомневалась, чтобы что-то вообще могло тогда остановить ее…
— Я благодарен тебе… — негромко сказал он, и было очевидно, что говорит он искренне.
Роми вдруг почувствовала себя так, словно, не умея плавать, очутилась на очень глубоком месте. Ей необходимо оказаться подальше от него с его испытующим серебристым взглядом, напоминавшим ей, как сильно она все еще хочет этого мужчину.
— Боже мой! — воскликнула она в поддельном ужасе и посмотрела на часы, вскинув руку театральным жестом. — Скоро приезжают Бейли, затараторила она: — А я еще даже не расставила эти цветы. Мне же надо встречать их… и…
— Нет, ничего этого не надо. Я вполне способен справиться с этим сам, Роми. Проверь только, все ли идет гладко за кулисами, и присоединяйся к нам в восемь за обедом.
Роми нахмурилась. Ей никогда еще не приходилось ощущать себя до такой степени лишней в деле! Она подозрительно посмотрела на него.
— Ты абсолютно уверен, что я нужна здесь, Доминик?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ну, всего десять человек гостей…
— Ты нужна, — спокойно перебил он ее. — Чтобы дать Арчи Бейли почувствовать себя непринужденно. Чтобы проследить за его женой — она не должна пить лишнего, но пусть не думает при этом, что ее в чем-то ограничивают. Эти двое почти все время спорят из-за пустяков, так что немного легкого, ненавязчивого судейства тоже будет входить в круг твоих обязанностей! Ты также нужна, чтобы разговорить беременную и очень застенчивую жену их сына, а то ведь она будет молчать от смущения. Ты нужна, Роми, потому что, с кем бы я ни заговаривал о тебе, все твердили, что ты гений по части обращения с людьми. Роми зарделась от неожиданной похвалы.
— Это правда?
— Правда. Я только удивлен, что ты еще не научилась манипулировать мной. — У него в глазах заплясали веселые искорки, когда он увидел ее реакцию. — Может, мне следует сказать это иначе…
— По-моему, тебе не стоит даже пытаться, — тоном предостережения прервала она его и уже нагнулась за корзиной с цветами, как вдруг что-то очень серьезное в его голосе снова ее остановило.
— Роми?
Она медленно выпрямилась, страшась того вопроса, который, она знала, будет сейчас задан. Ничуть не меньше она страшилась встретить этот его проницательный взгляд.
— Что?
— Ты жалеешь о том, что сейчас между нами произошло?
Жалеет ли она? Роми позволила себе ухватить самый краешек воспоминания. Жалеть об этом? Самое странное — она не чувствовала ни малейшего сожаления. Избегая смотреть ему в глаза, она уставилась на пучок васильков в корзине и старалась догадаться, как бы ответила на такой вопрос светская женщина. Потом слегка пожала плечами.
— Сожаление всегда казалось мне чувством, растрачиваемым впустую.
— Значит, у тебя нет побуждения уехать?
— Есть, и очень сильное, — честно ответила она. — Но бегство на этой стадии уже не поможет.
— И что — действует? — спросил он как-то непонятно.
— Ты о чем?
— Об этой твоей терапии насыщения — помнишь, ты рассказывала мне в свой первый приезд. Вынужденное близкое общение. Как ты думаешь, оно избавляет нас от нашей обоюдной одержимости? Ее губы тронула улыбка.
— Пока трудно сказать.
Но подожди, Доминик, дай мне время! Чем лучше я узнаю тебя, тем скорее все пройдет, я уверена.
— Что ж, я буду очень надеяться, что твоя уверенность тебя не подведет, — вкрадчиво сказал он.
Ее глаза стали похожими на черный бархат. Она тоже будет на это надеяться!
— А пока, я думаю, тебе лучше держаться от меня на расстоянии — до обеда. Она повернулась и, с корзиной цветов на согнутой руке, пошла прочь, не оглянувшись на него. Она гадала: уж не приснился ли ей его тихий, издевательский смешок.
* * *Вернувшись в дом, Роми с облегчением окунулась в обычные свои профессиональные заботы и перешла на режим автопилота. Никаких сожалений — она сказала ему прямо, и сейчас, переходя из комнаты в комнату, она повторяла себе, что даже думать не будет о том, как шокирующе они вели себя там, в саду, средь бела дня. Однако на практике все оказалось не так просто, и мысли ее вертелись по кругу, начинаясь и заканчиваясь Домиником Дэшвудом. Она не лгала ему. Потому что, хорошо это или плохо, она была счастлива, что могла прикасаться к нему вот так, без всяких комплексов. Была счастлива ощущать под кончиками ищущих пальцев его уязвимость. Но значит ли это, что она просто чувствовала себя вправе отплатить ему той же монетой? Или же наконец она повзрослела и начала привыкать к собственной сексуальности? А может быть, сбываются самые страшные ее кошмары? Что, если она окажется на той же нисходящей спирали случайного секса, который составлял жизнь ее матери? Но похоже, что секс как таковой ее, Роми, не интересует, если не связан с Домиником. Ну, и что из этого следует? Что она сумасшедшая, вот что! Заставив себя сосредоточиться на том, что ей предстояло сделать, Роми отыскала вазы и соединила срезанные ею цветы в букеты и эффектные композиции гармонирующих оттенков. А еще она составила миниатюрные букетики, чтобы украсить место каждого гостя за столом. Потом заботливо отнесла цветы в буфетную, где было прохладно и темно, — чтобы сохранить их свежими до обеда. С помощью Эллен она извлекла лучший хрусталь и фарфор Доминика и со всей тщательностью накрыла на стол. Потом разложила изящные карточки с именами гостей, которые написала накануне вечером. Потом проверила, есть ли в ванных комнатах мыло и свежие полотенца. Потом поставила в каждую спальню конфеты и минеральную воду. В кухне ее встретил запах только что собранной земляники: Джилли представитель обслуживающей фирмы, украшал ягодами взбитые сливки, венчавшие пышный белоснежный торт.
