Сандра Мартон - В то давно минувшее лето...

– Подожди, пожалуйста.

– Я ждал достаточно. – В его голосе послышалась резкая нотка. – Я ждал девять лет. И теперь у меня нет настроения ждать.

– Алекс! – Уитни судорожно вздохнула. – Я… я не думаю, что готова прямо сейчас.

Он тихо рассмеялся.

– Черт побери, ты была готова уже девять лет назад.

– Я не то… я… пожалуйста, давай сперва поговорим.

– Мы достаточно наговорились. – Он стянул жакет с ее плеч и бросил его на пол.

– Нет.

Он отступил на шаг и посмотрел на нее.

– Нет? – Улыбка, вовсе не похожая на улыбку, скривила его рот. – Ты сказала «нет», Уитни?

– Черт возьми, Алекс. Я не знаю, что ты…

– Неправда, ты знаешь. – Его дыхание коснулось ее кожи, когда он наклонился и притронулся губами чуть пониже уха. Непроизвольная дрожь пробежала по ее телу, и он тихо засмеялся. – Уверен, что знаешь. Это все игра, Уитни, игра, в которую ты играешь лучше, чем любая из женщин, которых мне довелось знать.

– Не надо, – выдохнула она. Его губы медленно ласкали ее шею, спускаясь все ниже и ниже. У нее вырвался стон, когда он прижался губами к ямке между ключицами, где под кожей пульсировала жилка.

– Не надо – что? – Он стал прокладывать поцелуями путь вверх по шее, потом по щеке, к ее рту. – Не надо целовать тебя? – прошептал он, легонько прикусив зубами ее нижнюю губу. – Не надо ласкать тебя? – Она застонала, когда его рука скользнула вверх и накрыла грудь. – Ты же знаешь, что тебе именно этого хочется.

В его словах была настойчивость, от которой ей стало не по себе. Но она не могла собраться с мыслями, особенно когда его рука ласкала ее легкими прикосновениями. У нее перехватило дыхание, когда его ладонь легла ей на бедро, прижимая ее тело к себе.

Он напрягся в возбуждении, и, ощутив его рядом, она тихо вскрикнула.

– Обними меня, – невнятно произнес он. Она хотела оттолкнуть его, сказать: «Я не стану этого делать, пока мы не поговорим».

Но голова у нее закружилась. Его губы касались ее шеи, щеки, ее губ, большой палец легко поглаживал ее обтянутую шелком грудь – и она совершенно перестала владеть собой.

Ее словно затягивало в самое сердце водоворота. Его поцелуи, прикосновение его тела, запах кожи затягивали ее в кружащуюся бездну, из которой не было спасенья.

Именно так у них было в те далекие годы. Стоило только Алексу прикоснуться к ней, и она вся превращалась в сгусток дикого желания – и любви. Ах, если бы она могла просто сказать: «Я хочу отдать тебе всю мою любовь…» Но ему этого не нужно. Во всяком случае, сейчас. Единственное, что она могла сейчас сделать, – это своими поцелуями и страстной реакцией своего тела показать ему, что она чувствует.

Ее руки скользнули по его груди к плечам, и она прошептала его имя.

Он тихо застонал:

– Да. Прикоснись ко мне! Господи! Прикоснись ко мне!

Она судорожно задышала, когда его руки проникли под ее топ.

– Ох, – шептала она, – о Алекс!

– Ты такая горячая, – услышала она его нетерпеливый шепот, – Такая нежная. Ты словно создана для меня. Для всего этого.

Она застонала, когда он теснее прижался к ней.

– Подожди, – взмолилась она.

Слегка отстранившись, она расстегнула пуговицы на его рубашке. Алекс не отрывал от нее глаз, взгляд его был темным и непроницаемым. Когда рубашка наконец распахнулась, он сдернул ее и бросил на пол.

Грудь его была широкой, с сильными мышцами и с легким пушком песочных волос.

Она подняла на него глаза.

– Ты красивый, – сказала она тихо.

Щека его слегка дернулась.

– Правда?

– Да. – Она склонила голову и прижалась губами к его коже. Под ее поцелуем быстро забилось его сердце.

– Уитни. – Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. – Ты правда этого хочешь?

Краска залила ее щеки, но она встретилась с его взглядом, не отводя глаз. – Да. Его щека снова задергалась.

– Несмотря ни на что?

Она поняла, что он имел в виду. То, что произошло между ними девять лет назад, было ужасно. Такое предательство невозможно забыть.

Но разве этот мужчина может быть в ответе за то, что сделал мальчик, которым он был когда-то? Его руки мешали ей сосредоточиться, делали невозможными любые возражения. Нет, она не забудет. Но она простит. Уитни вздохнула и ответила ему робкой улыбкой.

Она ожидала увидеть его ответную улыбку. Но вместо этого…

– Черт возьми, почему бы нет? Это приятная сделка. Папочка получает свой заем. А Уитни получает удовольствие.

Она остолбенела. Глаза ее расширились, лицо побледнело. Несколько секунд она смотрела на него не отрываясь, а потом размахнулась и ударила по лицу с такой силой, что голова его откинулась назад.

Наступила тишина, нарушаемая только ударами волн о нос яхты.

– Как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне? – Голос ее дрожал.

– Похоже, единственный, кто от этой сделки не получил ничего, – это я. – Губы его скривились. – Или же ты всерьез думаешь, что достаточно тебе забраться ко мне в постель – и я забуду, что меня провели, как мальчишку?

– Ты еще пожалеешь об этом, Алекс. Потому что все, что ты сейчас сказал…

– Помнишь, Уитни, я рассказывал тебе об игре в покер? Всегда за столом находится парень, который поджидает простофилю, решившего, что у него в руках все козыри. – Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья. – И вот теперь ты и Дж. Т. повышаете ставки, а я – с козырями, которые разобьют вас в пух и прах.

Она подняла голову.

– Мне нет до этого дела. Он холодно 'ухмыльнулся.

– Позволь мне разъяснить это тебе, любовь моя. Когда твой папочка придет ко мне за денежками, я пошлю его ко всем чертям.

– Меня это не удивляет. Если вспомнить о том, что произошло девять лет назад…

– Считай, что я потерял память. – Зубы его блеснули в быстрой улыбке. – В этом что-то есть, если ты в состоянии меня понять.

– Да. Ты не смог устоять против того, чтобы не отыграться на нас. Знаешь, ты не скажешь ничего нового, о чем бы я сама не догадалась.

– Тут дело несколько иного рода. Черт, мне просто хотелось посмотреть, как высоко вы с Дж. Т. поднимете ставки. – Он осклабился. – И сейчас я знаю. Нет большей жертвы. Если ставкой является первый ребенок из рода Тернеров – пусть будет так.

Уитни окаменела.

– Так вот что ты задумал!

– Какая, черт возьми, разница, что я думаю? Тернеры могут быть нищими, но имя все еще имеет некоторый вес.

Она зажала уши.

– Я… я не желаю все это выслушивать

– Я полагаю, что в некотором роде это смешно. Я хочу сказать, это что-то вроде двойного креста. Тернеры, perre etfille (отец и дочь), вознамерились воспользоваться всем, на что этот простофиля способен. – Рука сжалась сильнее. – И им так и не пришло в голову, что простачок-то решил отплатить им той же монетой.