Наталия Терентьева - Бедный Бобик
– Мам, она лучше меня, да?
– Кто, доня?
– Его жена…
– Ох, Аленка… – Кира крепко-крепко держала Аленку. – Не сейчас об этом спрашивать, когда ты носишь на себе такой вот… знак неравенства. – Кира погладила дочь по едва заметному под свободной туникой животу. – И с ней ты сейчас неравна, и со своим Денисом, и с самой собой, какая была раньше. Ты – вне любого сравнения. Лучше – хуже… Это не те категории. Ты сейчас – особая. Понимаешь? Тебе нужно себя беречь и всем нужно тебя беречь. Только беречь некому…
Из квартиры послышался взрыв веселого смеха. Алена поцеловала мать и осторожно спустилась по ступеням просевшей от времени лестницы, ведущей к огромным решетчатым дверям лифта, и оттуда помахала рукой. Кира махнула ей в ответ.
– Береги сама себя, дочка.
– Да, хорошо. Мам… я тебе еще не сказала… Кто-то обронил у меня на кухне бумажку от сигарет… фольгу…
Кира нахмурилась.
– Подожди… Ты хочешь сказать…
– Кира Анатольна! Можно со стола снять… – В дверь выглянула симпатичная студентка с двумя тоненькими синими косичками и вздернутым носиком, утыканным блестящими шариками.
– Можно… Нет! Что снять?! Это еще не высохло… Аленка, ты прости меня… Позвони мне вечером, хорошо? Хочешь, Иосиф за тобой заедет?
Алена улыбнулась.
– Я позвоню, мам, конечно…
В лифте Алена услышала мелодию сотового телефона. Звонила Кира.
– И вообще не разговаривай много по мобильному, – сказала та. – Вредно для беременных.
– Хорошо, мам.
– А может, фольгу ветром занесло, в окно? Окно же открыто было?
– Наверно… Мам, не переживай. Я вечером тебе позвоню.
– Алена Владимировна! – по ступенькам за ней сбежал Федосеев. – Можно я вас и правда провожу?
Алена в растерянности посмотрела на студента с разноцветными волосами.
– Что? – Федосеев попытался пригладить мокрые волосы. – Что? Очень глупо?
– Очень, – засмеялась Алена.
– Постесняетесь со мной идти?
– Я – нет. Но к тебе кто-нибудь привяжется потом обязательно.
– Что? – нахмурился Федосеев. – Похоже, что я… Черт, как-то я об этом не подумал…
– Я пойду, а ты возвращайся. В следующий раз проводишь, хорошо?
– Хорошо! Я постригусь, обещаю. Вы еще придете?
– Приду, – улыбнулась Алена. – Возвращайся на занятие.
Как странно и страшно, когда собственный дом перестает защищать, когда неприятно туда идти. Алена до конца не верила, что кто-то проник к ней в квартиру. Зачем? Ничего не взяли. Но в то же время она чувствовала – в доме действительно побывали. Чуть сдвинуты книги на полках, переставлены баночки с косметикой на туалетном столике. Непонятно только, с какой целью.
Подходя к дому, Алена чуть замедлила шаг. Обычно, наоборот, она всегда спешила домой – вот сейчас закроет за собой дверь, и все страхи, все обиды останутся по ту сторону. Но после этого случая… Алена сделала над собой усилие. Дверь была заперта, все в порядке. Может быть, она и вправду просто забыла утром ее запереть? В дом могла зайти кошка… Или какая-нибудь любопытная соседка, которая взять не возьмет, но посмотрит, что и как…
Успокаивая себя, Алена умылась и налила себе чаю. В это время раздался телефонный звонок. Кто-то помолчал, постучал ногтем о трубку и отключился. Почему-то Алене показалось, что это не Денис. Она всегда чувствовала, когда звонит он, даже если его не было слышно. Да и он вряд ли стал бы молчать в трубку… Если сказать нечего, то он и звонить не будет. Как, например, все последние месяцы.
Служба близилась к концу. Все время Алену не оставляло ощущение, что на нее кто-то пристально смотрит. Она старалась не поворачиваться на прихожан, все равно в полутьме она бы никого не разглядела. А пожилой, хорошо одетый человек, действительно, не отрываясь, смотрел на девушку. Время от времени он вместе со всеми быстро и привычно крестился, поглядывая на часы.
Алена не стала задерживаться, хотя видела взгляд отца Григория, – он явно хотел с ней поговорить. Можно было бы, конечно, рассказать ему обо всем, и про фольгу, и про странные звонки, но не в этот раз. Алена не очень хорошо себя чувствовала, с трудом достояла до конца службы. Может, права Кира, и хватит работать? В музыкальной школе скоро будут экзамены и каникулы. А здесь… Алене очень нравилось приходить на службу, видеть, что есть какие-то совсем другие люди, проще, наивнее, чем, например, они с Кирой или Денис. Она не верила так искренне и безоглядно, но среди этих людей чувствовала себя просто и хорошо.
Алена вышла из церкви и увидела, как невысокий пожилой человек, сидевший на лавочке у крыльца, встал навстречу ей. Улыбнувшись, он стал очень похож на озорного гнома.
– Не торопитесь так, деточка! Здравствуйте, моя милая! – окликнул он ее и, чуть прихрамывая, подошел поближе.
Алена остановилась, с радостью узнав своего преподавателя из института.
– Эммануил Вильгельмович! Здравствуйте!
– Прошу вас, не трудитесь, не выговаривайте имя моего батюшки.
Алена улыбнулась.
– Хорошо.
– Я ведь зашел сюда на ваш голос! Гулял мимо, услышал голос неземной красоты, подумал – я такой голос слышал только у одной своей ученицы, которая совершенно пропала после института. Куда же вы пропали, Алена?
– Я… преподаю музыку детям. В очень хорошей музыкальной школе. И здесь еще… пою…
Эммануил покачал головой:
– Неправильно. Это хорошо, но совсем неправильно… Вы не спешите домой? Вас не ждут дети? Муж?
Алена, чуть помолчав, ответила:
– Нет.
Она знала, что просто так ни один мужчина – ни шестнадцати, ни шестидесяти лет – такого вопроса не задаст. Если уметь читать по их условным знакам, говорила бабушка Варя, то увидишь, что у них, как у собачек, – не больше пяти-шести рефлексов. Подбежал к столу, понюхал – хочет есть, другого не предлагать. Лакает воду – не мешай, пусть напьется. Подбежал, залез носом под юбку, нюхает – дай по носу и прогони, но не надейся, что уйдет далеко. Рухнул на подстилку – пусть выдрыхнется. Рвется лизать руку или ногу, дай лизнуть разок, это у него движение души. Хочет бегать и гулять – отведи в лес, отпусти с поводка, пусть нагуляется… Ну а если потеряется в лесу, то либо одичает, прибьется к стае таких же, как он, свободных и всеядных хищников, либо кто-нибудь его, болезного, подберет. Жалеть о такой собаке нечего. Хорошая собака всегда найдет дорогу домой.
– Пройдемся, Аленушка, если не возражаете. – Эммануил церемонно предложил ей руку.
Они пошли рядом. Алена, видя, что он старается идти ровно и быстро, наверно, чтобы не так была заметна хромота, стала чуть придерживать шаг.
– У меня в июне будет несколько концертов в Москве, – заговорил Эммануил, поглядывая на Алену из-под седых лохматых бровей. – Хочу предложить вам участвовать в них. Я буду играть на лютне и на флейте свои произведения, два мальчика, мои студенты, будут петь и тоже играть. Вы же украсите все это своим голосом, если, конечно, согласитесь.
