Развод. В клетке со зверем - Милана Усманова
- Ох, Лея...
- Это не первый раз, - продолжила я, чувствуя, как прорывается плотина молчания. - Годами, мама. Годами я жила в страхе. Он контролировал каждый мой шаг. Унижал. Бил. А когда я наконец решила уйти, он попытался забрать Илью. Увезти его за границу. Без меня.
- Я не знала, - голос матери звучал растерянно. - Я видела синяк тогда, но думала... Почему ты не сказала?
- Я пыталась, - горечь поднялась к горлу. - Помнишь? Ты увидела синяк и сказала терпеть. Ради ребенка.
- Я не это имела в виду! - в ее голосе послышались слезы. - Я просто... Я думала, это были обычные семейные проблемы. Недопонимание. Не насилие!
- А если бы знала, что это насилие? - тихо спросила я. - Что бы ты сказала тогда?
Молчание.
- Мама?
- Я не знаю, - честно призналась она. - В моем мире женщины не уходят от мужей. Они справляются. Выживают. Моя мать терпела отца. Я терпела твоего отца. Не то чтобы он был... такой, как Роман. Но бывало всякое.
Я замерла:
- О чем ты говоришь?
- Твой отец никогда не поднимал на меня руку, если ты об этом, - поспешно сказала мать. - Но контроль? Унижения? Крик? Было, конечно. Я считала это нормальным. Частью брака.
Я вспомнила детство, как отец выходил из себя, если ужин не был готов вовремя. Как мать всегда говорила тише, если он был рядом. Как менялась атмосфера в доме, когда он возвращался с работы.
- Но это не нормально, мама, - тихо сказала я. - Не должно быть нормальным.
- Наверное, - в ее голосе звучала усталость и что-то еще, может быть, запоздалое осознание. - Лея, что ты сейчас будешь делать?
- Восстанавливаться, - ответила я. - Заботиться об Илье. Строить новую жизнь.
- А как же Роман?
- Что «как же Роман»?
- Он твой муж. Отец Ильи. Неужели нельзя... я не знаю... поговорить? Может быть, семейная терапия...
Я не могла поверить своим ушам:
- Мама, ты слышала, что я сказала? Он. Пытался. Задушить. Меня. Какая терапия?
- Просто... - она запнулась. - Развод - это так серьезно. Что люди скажут?
- Меня не волнует, что скажут люди, - я почувствовала, как внутри закипает гнев. - Меня волнует безопасность моего сына. И моя собственная жизнь.
- Конечно, - поспешно согласилась мать. - Я просто беспокоюсь. Роман влиятельный человек. У него деньги, связи...
- Я знаю, - я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. - У меня хороший юрист. И доказательства его насилия.
- Будь осторожна, - в голосе матери прозвучала искренняя тревога. - Он... изменился с тех пор, как ты ушла. Стал холодным, расчетливым. Говорит о тебе такие вещи...
- Какие?
- Что ты неуравновешенная. Что ты манипулируешь Ильей. Что он боится за твое психическое здоровье.
Точно по сценарию, который предсказала София. Классическая тактика абьюзера - очернить жертву, представить ее нестабильной, опасной.
- Не верь ему, - твердо сказала я. - Ни единому слову.
- Я стараюсь, - голос матери дрогнул. - Но он звучит так убедительно. И твой отец... он склоняется к тому, чтобы поверить Роману. Говорит, что успешный мужчина не стал бы...
- Домашнее насилие существует во всех социальных слоях, - перебила я. - Часто именно успешные, уважаемые в обществе мужчины оказываются домашними тиранами. У них есть образ, который они поддерживают публично, и совсем другое лицо - дома.
Мать замолчала, и я поняла, что она никогда не думала об этом в таких терминах. Для нее мир по-прежнему делился на «приличных людей» и «неблагополучные семьи». И Роман, с его деньгами и статусом, никак не вписывался в ее представление о мужчине, способном на насилие.
- Мама, мне пора, - я посмотрела на часы. - Я позвоню еще, но не знаю, когда смогу.
- Лея, - ее голос внезапно стал твердым. - Что бы ни случилось, помни: ты моя дочь. И я люблю тебя. Даже если не всегда понимаю твои решения.
Я сглотнула ком в горле:
- Спасибо, мама. Я тоже тебя люблю.
Повесив трубку, я еще долго стояла в телефонной будке, пытаясь собраться с мыслями. Разговор оставил горький осадок, но и что-то еще. может быть, надежду? Моя мать, продукт своего времени и воспитания, пыталась понять. Возможно, еще не поздно разорвать эту цепь передаваемых из поколения в поколение установок?
Когда я вернулась в центр, Илья уже ждал меня в нашей комнате, раскладывая на полу пазл, который ему подарила одна из волонтерок.
- Как прошел день? - спросила я, присаживаясь рядом с ним.
- Хорошо, - он посмотрел на меня внимательно. - А ты говорила с бабушкой?
Я удивленно приподняла брови:
- Как ты узнал?
- Ты сказала, что идешь по делам, но выглядела нервной, - просто ответил он. - И ты всегда так делаешь с волосами, когда разговариваешь с бабушкой, - он показал, как я заправляю прядь за ухо.
Я невольно улыбнулась. Мой наблюдательный маленький мальчик.
- Да, я говорила с бабушкой. Она передает тебе привет и говорит, что скучает.
- Она спрашивала, где мы?
- Да, - я кивнула. - Но я не сказала. Это всё еще наш секрет.
Илья серьезно кивнул:
- Я понимаю. Это для нашей безопасности. - Он помолчал, затем добавил: - Папа наверняка спрашивал ее о нас, да?
- Да, - я не стала лгать. Мы договорились с психологом, что буду честной с Ильей, насколько это возможно с учетом его возраста.
- Он злится? - в его голосе прозвучала тревога.
Я села рядом с ним, обнимая за плечи:
- Наверное. Но помни: что бы ни случилось, я всегда буду защищать тебя. И у нас много людей, которые помогают нам.
Илья прижался ко мне:
- Я знаю, мама. Я больше не боюсь. Не так, как раньше.
Я поцеловала его в макушку, чувствуя, как переполняет гордость за его силу духа. Но и тревога тоже. Потому что я понимала: наша история еще не закончена. Роман не тот человек, который легко отпустит то, что считает своей собственностью.
Система страха, в которой я выросла и которая чуть не сломала меня, всё еще пыталась затянуть нас обратно. Но теперь я знала ее механизмы. И была готова сопротивляться.
