Танцуй, детка! - Саша Шу
– Домой, – прошу я его и, откинувшись на мягкую спинку, незаметно для самой себя засыпаю…
Мне снится наш прекрасный дом-крепость в Рузаевке, где с кирпичных башенок под средневековье видно море, перебирающее своей серебристой чешуёй под солнечными лучами. Я лежу в белоснежной постели в своей комнате в нашей крепости, и сквозь сон прислушиваюсь к звукам дома. За окнами порывами рвёт ткань воздуха ветер, крики чаек похожи на демонический хохот горгулий, а внутри дома где-то далеко-далеко, я слышу шум пробуждающейся семьи: хлопают двери где-то на кухне, открываются ворота гаража и жужжит кофемолка. Мне так тепло, хорошо и уютно, что мне совершенно невозможно заставить себя выбраться из плена мягких одеял, под которыми я погребена, как под нагретыми солнцем песчаными дюнами.
Скрипят ступеньки за дверью, и я притворяюсь, что сплю. Кто-то тихо открывает дверь и заходит ко мне в комнату. Под тяжестью его тела немного качается кровать, и я чувствую аромат свежеиспечённых круассанов вперемешку с запахом свежесваренного крепкого кофе. Как я люблю. Я открываю глаза и вижу своё отражение:
– Просыпайся, Соня, – шепчет Даня, устанавливая на кровать понадёжнее поднос с моим завтраком. – Сегодня будет твой лучший день.
Я с улыбкой открываю глаза, и вижу, что я лежу на постели в огромной незнакомой комнате, куда бы поместилось несколько моих жалких квартирок. На кресле в углу лежит моя пышная и уже ненужная пачка, и я с ужасом понимаю, что я сейчас под одеялом голая и беззащитная. Я приподнимаю его край, и вижу, что на мне чья-то фланелевая мягкая пижама, и мой мозг вообще отказывается что-то понимать. Тут за дверью я слышу тихий скрип, и она открывается, чтобы впустить в себя Майкла в штанах от надетой на мне пижамы и с голым торсом. В руках он неуклюже несёт поднос с кофейником и хлебной корзинкой.
– Ты уже проснулась? – приветствует он меня, усаживаясь рядом со мной на постель, и устанавливая столик с завтраком между нами.
– Как я здесь оказалась? – задаю я ему глупый вопрос.
– Ты вчера уснула в машине, и мне так не хотелось тебя будить, что я просто отвёз тебя к себе.
– И раздел меня? – иронизируя я.
– Ну прости, как-то на моей кровати не было место для третьего, – смеётся Майкл. – Для твоего платья надо заказывать отдельную спальню, – он наливает кофе в маленькие чашечки из тончайшего, как рисовая бумага, фарфора. – Так что пришлось поделиться с тобой своей пижамой. По-братски: тебе – верх, мне – низ, – объясняет он, и открывает корзиночку, из которой вырывается бесподобный хлебно-сливочный запах.
– Хорошо, – бормочу я, усаживаясь поудобнее в пуховые подушки, чтобы поскорее откусить уже кусочек ароматной булочки, которая румяным бочком выглядывает из корзинки.
– Подожди, – останавливает меня Майкл, и намазывает на теплый кусочек сначала сливочное масло, а сверху – апельсиновый джем, и протягивает мне. – Так будет лучше, попробуй.
Я откусываю хлебный мякиш, и понимаю, что это самый ароматный, мягкий и тёплый кусочек булочки, который я ела за последнее время. Я закрываю глаза от удовольствия, и чуть ли не мурчу, как кошка за сливками, пережёвывая это восхитительное чудо.
– Я смотрю, ты давно так не завтракала, – наблюдает за мной Майкл, – и я наконец-то открываю глаза, чтобы убедиться, что со мной сидит очень красивый мужчина только в одних пижамных штанах, и его рельефный пресс явно не испортила ни одна булочка.
– И часто ты так? – спрашивает он меня как бы невзначай, отхлёбывая свой глоток кофе.
– Что – так? – не понимаю я его.
– Развлекаешься на парковке, – как ни в чём ни бывало бросает он, намазывая очередной кусочек джемом.
– Ну, – тяну я, и отпиваю свой кофе, – наверное, не чаще, чем ты развлекаешься во всех остальных местах. Я не считала. Неужели тебя это беспокоит? – смотрю я на него в упор.
Он выдерживает мой взгляд и, помолчав, наконец, отвечает:
– Я думаю, мы с тобой одного поля ягоды.
– Это вряд ли, – говорю я. – Мне пора. Спасибо, что позаботился обо мне вчера.
Я забираю свою пачку, и прямо как есть – в одной рубашке Майкла уезжаю домой. Сегодня я ночевала в его новой усадьбе, про которую я смогла узнать много чего интересного накануне в библиотеке… Похоже на то, что он решил надолго и всерьёз обосноваться в этом старинном поместье, и мне становится интересно, что же их семья сделала с нашим большим домом в Рузаевке. По крайней мере, я слышала, что после смерти моих родителей, точнее, после их убийства, Михаил Романов забрал якобы за долги и наш особняк и планировал сделать там свою собственную резиденцию. Его же сынок, видимо, ищет себе новый дом…
Мягкая фланель согревает меня, и я понимаю, что не хочу снимать эту дурацкую пижамную рубашку. Потому что она пахнет дорогим виски, высушенными табачными листьями и кожей. Его кожей. Рассердившись сама на себя, я срываю пижаму, и тут же Китти с громким урчанием располагается на ней, сворачиваясь живым пушистым шариком, и я никакими силами не могу стряхнуть её.
– Ну ты и шлюха, – встречает меня на лекции Юлька, и я вопросительно смотрю на неё. – Мало того, что переспала с третьекурсником, так потом ещё и с Майклом Романовым уехала продолжать банкет, весь универ об этом знает, – поясняет она мне.
– А что, весь универ свечку держал? – хмыкаю я, удивляясь про себя, как быстро распространяются слухи в нашем мирке.
– Про свечку я не знаю, но Алексей вчера, когда вернулся обратно в клуб, очень недвусмысленно дал нам понять, что между вами произошло, и как он был огорчён твоим отъездом.
– А мы его с собой звали, он же сам не захотел третьим, – уже не могу я удержаться от смеха над такой идиотской ситуацией, и моя лучшая подружка с недоверием смотрит на меня, и я понимаю по её взгляду, что она готова поделиться очередной сплетней с остальными.
Звенит звонок, начинаются лекции, и я проваливаюсь в свои мысли, вместо того, чтобы внимательно слушать про отличия рококо от бидермайера. На самом деле меня не столько волнуют дурацкие слухи, до которых мне абсолютно нет никакого дела, сколько то, где мне взять ещё денег для операции.
