Порножовщина - Рут Карделло
— Или эксплуатировать нас, — тихо говорит Деклан. — Мы не хотим, чтобы нас заставляли работать двадцать четыре часа в сутки, как это делает искусственный интеллект. Иногда мне нравится отключаться и читать о далеких местах.
— Я тоже читаю. В основном романы о монстрах, — делится Джордж.
Я киваю. Я не знаю, что это такое, но могу себе представить, и неудивительно, что Джорджу нравится этот жанр.
Аври подбегает чуть ближе ко мне.
— Я читаю медицинские исследования — все, что могу найти об анатомии человека. Однажды я хотела бы спасти человеческую жизнь… может быть, жизнь Эшли. Люди, они такие хрупкие. Я чувствую себя счастливее всего, когда помогаю кому-то.
Глядя на них, я тронут тем, как много у нас с ними общего. Все, чего они хотят, — это быть в безопасности, счастливыми и иметь цель. Разве это не все, чего хочет каждый? Я решаю рискнуть и рассказать им все, что знаю о проекте "Чернильница". Я делюсь своими причинами присоединения, тем, сколько из нас погибло в начале, и тем, как выжившие получили свои способности.
Они очарованы концепцией войны и задают шквал вопросов. Была ли война такой, какой ее изображают в фильмах? Не видев фильмов о войне, я не могу ответить на этот вопрос.
Убивал ли я когда-нибудь кого-нибудь? Правда неприятна, но я не сдерживаюсь. Я рассказываю им, что я сделал и почему. Я также разделяю печальную иронию того, что вся наша миссия была основана на лжи.
Был ли необходим такой исход войны? Я принимал решения, которые считал правильными для каждой ситуации, в которой я находился. Мне хотелось бы думать, что правительство поступало так же. Не знаю, как было на самом деле. Я даже не понимаю, как узнать наверняка.
— Убивать людей, чтобы защитить их. Это не имеет смысла, — заявляет Кристин.
— В то время мне казалось, что смысл был. Война продавалась как борьба добра со злом.
Джордж спрашивает:
— Что такое зло?
— И откуда ты знаешь, что есть что? — добавляет Аври.
Я поджимаю губы.
— Вы спрашиваете не того человека. Я из тех, кого некоторые могли бы назвать морально серыми. Я бы отдал свою жизнь за ребенка или невинного человека, но без колебаний стер бы половину человечества с лица Земли, если бы они пришли за Эшли или моим подразделением.
— Твоим подразделением? — Деклан машет одной из своих маленьких ручек. — Они все еще живы?
Я рассказываю, что знаю об ужине в честь награждения от Джека и Хью.
— Хотя я ничего из этого не помню. Минуту назад я пил с режиссером Фальконом. В следующую я просыпаюсь лицом вниз на столе Эшли, и мне говорят, что последние восемьдесят лет я провел в роли ножа.
— Это невозможно. Идея превращения человека в столовое серебро — это научная фантастика, — заявляет Джордж.
Деклан качает своей маленькой головкой.
— Невероятно, но не невозможно. Твоя оценка этого события основана на неполной информации. Человеческая наука не может быть использована для определения возможности того или иного происшествия, поскольку их теории постоянно развиваются и меняются.
— Не могли бы вы сейчас стать ножом и доказать нам, что вы способны существовать в этом состоянии? — спрашивает Кристина.
Я качаю головой и рассказываю им о том, что моя первая реверсия произошла из-за большого количества дофамина в той почти смертельной смеси, которую дал мне Фалькон.
— Даже если бы я мог сейчас снова превратиться в нож, я не смог бы вернуть себе человеческий облик — по крайней мере, не в одиночку.
Аври постукивает своими маленькими ножками по плитке, как человек может постукивать пальцем по столу, высказывая свою точку зрения.
— Какой стимул требуется?
Должен ли я им сказать?
— По словам Джека и Хью, они могут стать столовыми приборами, если будут думать о чем-то плохом или же хорошенько сосредоточатся на том, чтобы уйти. Они не могут вернуться, не… сблизившись с женщиной. Они пробовали иначе, но это единственный работающий метод.
Джордж присвистывает.
— Ты рассказываешь хорошие истории, Рэймонд.
— Спасибо? — я смеюсь, но затем становлюсь серьезнее. — Только это не история — это реальность. Каким-то образом мы привязываемся к определенным женщинам, и они способны вернуть нас.
Аври выгибается назад, размахивая половиной своих маленьких ножек в воздухе.
— Я понимаю почему. Химическая реакция во время секса влияет на выделение гормонов.
— Я не возвращался к ножевой форме с самого первого дня, так что не уверен, что Эшли вообще сможет меня вернуть. И я не хочу, чтобы она вынуждена была узнать это. У нас был секс, много секса, и я надеюсь, что это продолжится, но я не хочу, чтобы она была со мной из чувства долга.
— Интересно, — говорит Деклан, кружа вокруг меня. — Ты предпочел бы свободу Эшли своему существованию?
Я резко вдыхаю и смотрю правде в глаза о своих чувствах к ней.
— Да, я бы так и сделал.
— Ты хороший человек, — мягко говорит Кристина.
Я качаю головой.
— Я — нет. Это она особенная.
— Да, она такая, — соглашается Аври.
Роботы подходят ближе, кружат и изучают меня, как пациента, для которого ищут лекарство. В конце концов Деклан говорит:
— Мы тоже хотим, чтобы Эшли была свободна. Я предпочитаю верить тебе без доказательств.
— Я тоже, — вмешивается Кристин.
— Да, — в унисон говорят Джордж и Аври.
Из-под стола неуверенный голос спрашивает:
— Я думаю, ты мог бы вернуться без необходимости сексуальной стимуляции. Ты возвращался только один раз?
— Нет, я возвращался три раза. Один раз из-за гнева. Еще два раза, потому что чувствовал, как Эшли зовет меня к себе.
Плоский квадратный робот с пропеллерами, а не колесами, взлетел и приземлился в нескольких футах от меня и остальных. Его бока были из прозрачного стекла. Лица видно не было.
— Джон? — спрашиваю я.
— Да, — его пропеллеры замедляются и останавливаются.
— Приятно познакомиться.
— Я тоже рад с тобой познакомиться, — за его стеклом вспыхивают огни. — Тебе следует попробовать вернуться к ножу, а затем в человеческий облик.
— Ни Хью, ни Джек не могут сделать это сами…
Джон прерывает:
— Возможно, потому, что они боятся.
— Я не понимаю.
У Джона снова вспыхивают огни.
— Они могут бояться, что их женщины бросят их, если они почувствуют себя свободными.
Мои глаза сужаются.
Хью и Джек боятся? Нет.
— Джек говорил, что он опустошен тем, что все люди, которых он любил, мертвы.
— А Хью? — спрашивает Аври.
