Его наглый друг (СИ) - Лоран Оливия
Смешливым взглядом лишает остатков смелости.
— Я думал, мы договорились, — заявляет несколько разочарованно, а затем разворачивается и уходит.
Стоп, уходит?
Шокировано смотрю на удаляющуюся спину, теряясь окончательно. То есть… я тоже могу уйти?
— Неси свою красивую задницу сюда!
Не могу…
С трудом переставляя ноги, бреду следом за ним. Останавливаюсь в дверном проходе, окидывая взглядом погром, что он устроил на кухне.
— Поможешь? — интересуется обыденно, словно мы с ним так каждый вечер проводим и готовим вместе ужин.
С минуту еще топчусь на месте, не зная, как себя вести. Слежу за его действиями, избегая зрительного контакта. Хотя он и не смотрит на меня. Лишь изредка, будто случайно мажет взглядом.
— Давай уже, отмирай.
Пока вскидываю голову, мое сердце, встрепенувшись, выдает нервозность, которой вибрирует все тело.
— Что ты делаешь? — задаю наиглупейший вопрос.
Он вдруг улыбается, но не поворачивается. Продолжает с легкостью натирать сыр и отвечает без тени издевки.
— Готовлю нам пасту. Любишь?
— Люблю… — отвечаю бессознательно.
Не понимаю, как можно быть таким спокойным, после того, что произошло. Не в меньшей степени удивляет и то, что он делает. Зачем готовит нам ужин, для чего пытается завязать разговор, почему ведет себя так, словно хочет провести со мной время по-нормальному, а не так как прежде.
И вообще… зачем ему здесь я?
Макс заканчивает с готовкой самостоятельно, в то время как я создаю лишь видимость присутствия и ощущаю себя крайне неловко.
— Захвати приборы, — распоряжается он, пока переносит еду в гостиную.
Честно сказать, не уверена, что смогу есть при нем, несмотря на то, что на самом деле голодная. Однако его просьбу выполняю и, разместившись на большом мягком диване, даже пробую приготовленную им пасту.
И это вполне съедобно, даже вкусно. О чем я говорю ему не сразу, все еще испытывая неловкость.
— Включу нам фильм, — сообщает Макс, когда уносим всю посуду и возвращаемся в гостиную.
— Мне пора домой… — начинаю осторожно. — Поздно уже, и я хочу спать.
В действительности же сна ни в одном глазу. В таком напряжении сон — это последнее, в чем я нуждаюсь. Я просто хочу передышки.
И только сейчас замечаю на его лице растерянность, сменяющуюся необъяснимой раздраженностью. Или даже скрытой злостью.
— Тебя кто-то ждет?
— Нет… — выдаю раньше, чем успеваю подумать. Лучше бы воспользовалась возможностью и что-нибудь придумала. Можно было бы прикрыться ночевкой у подруг. Проверять же не станет.
— Значит, вопрос решенный, — садится по центру дивана, включает плазму и подзывает меня кивком.
Никак не реагирую на этот жест, продолжая упрямо стоять на месте.
— Алин, — тяжело вздыхает, откидывая голову назад. — Ну ты как маленькая, правда. Давай уже переставляй ножками и садись рядом. Можешь и на меня, — усмехается нахально.
Узнаю прежнего Макса.
На его самодовольство я привыкла реагировать определенным образом. Во мне крепнут уверенность и упрямство, которым необходимо дать выход в ту же минуту.
Задрав подбородок, шагаю к Максу, что победно скалится и хлопает себя по бедру, обозначая место для меня. Минуя его протянутые ноги, обхожу диван и падаю в соседнее кресло.
Пока наблюдаю за его реакцией, не могу сдержать ответной улыбки. Вот только слишком быстро моя маленькая радость сменяется нарастающей паникой, когда он поднимается с дивана и надвигается на меня.
33
А я было решил, что хочет по-нормальному. И даже попытался…
К черту.
Макс
Подорвавшись с места, шагаю к притихшей Алине. С усмешкой наблюдаю, как расширяются ее зрачки, когда нависаю сверху.
Всегда считал, что обладаю достаточно стоическим терпением. С ней же в который раз убеждаюсь в обратном.
Или дело в Алине? Умеет же завести вполоборота даже без слов. А когда открывает рот…
— Будешь приставать, я подниму на уши всю округу, — угрожает зараза.
— Здесь толстые стены, — сообщаю почти спокойно. — И твои стоны выдержат.
Усмехаюсь, когда ее щеки вспыхивают. В горящих глазах помимо паники плещется плохо скрываемое возбуждение. А во мне — неудовлетворенность.
— Я с тобой задыхаюсь!
— Думаешь, я с тобой — нет?
С трудом сглатывая, не отрываю от нее взгляда.
— Ну так оставь меня в покое! — пытается требовать захмелевшая Русалка. — Вызови себе кого-нибудь на ночь! Ты же так привык справляться?
— Ты здесь как раз для этих целей.
— А ты проблем не видишь? — звенящим шепотом вынуждает врубить защиту, выставить заслон в оборонении. — Такой самонадеянный… Наглый… Или отчаянный? Своим давлением ты лишь показываешь, как неуверен в себе!
Ее голос, перерастающий в истошный крик, тормозит осознание. А когда до меня доходит… стена трещит.
Пробила.
Крышу срывает. Под самый, сука, фундамент сносит.
Сама ведь напрашивается. Своим поведением бросает вызов, не заботясь о последствиях. Нервы треплет, словно получает от этого извращенное удовольствие.
И так каждый… каждый, сука, раз!
А я было решил, что хочет по-нормальному. И даже попытался…
К черту.
Рывком подхватываю ее на руки и закидываю на плечо. Планировал дотащить до кровати в спальне, однако вынужден вернуть ее на землю гораздо раньше. Облупила спину, не жалея сил, чем сорвала последние ограничители моей выдержки.
Скидываю ее на ковер там же в гостиной и нависаю сверху. Ржавым смехом перекрываю ее возмущенные вскрики. Когда пытается оттолкнуть, блокирую руки у головы, сжимая запястья.
— Так больше нравится? — хриплю на выдохе в блядские губы, от которых в мозгах плавится.
Прижимаюсь пахом к ее пока еще не раздвинутым ногам и с жадностью поглощаю эмоции на раскрасневшемся лице.
От остроты ощущений нас практически одновременно сотрясает дрожью. Она словно звенит в моих руках. И не от страха, как пытается демонстрировать. Что бы не делала, как не отталкивала, чувствую ее возбуждение. По глазам вижу. Их цвет сейчас насыщеннее. Словно синее пламя.
Смещаюсь ниже, не выпуская ее рук из захвата и не отрываясь от дурманящих глаз. Языком по ключицам веду. Достигая выреза на груди, спускаю ткань зубами.
— Не надо так… — умоляет с дрожащими вздохами.
— А как надо? Ты скажи, не сдерживайся. Где прежняя смелость, м?
Закусывая губы и кривясь словно от боли, головой машет. Не отвечает.
Волной похоти накрывает, когда перевожу взгляд на оголившуюся и часто вздымающуюся грудь. Наклоняюсь и втягиваю ее сосок в рот. И меня пиздец как кроет от возбуждения.
Алина вздрагивает и влажно вздыхает над моей головой. Вертится, выгибается, пытаясь вырваться из захвата.
Выпуская ее руки, уже не думаю о том, что сопротивляться станет. Пусть хоть всю рожу расцарапает. Потребность сжать ее тело, обхватить грудь ладонью значительно выше.
И она не упускает возможности наградить меня вспышкой боли. Запутавшись в моих волосах, намеревается часть их выдрать с корнями.
Не прекращая терзать ее соски, руками бедра сжимаю. Пока задираю платье, коленом ноги раздвигаю.
— Боже мой… Макс! — вопит моя задыхающаяся самка.
Поясницу и низ живота опаляет огнем. Медленно скольжу раскаленным членом между ее ног, проклиная мысленно свои штаны с боксерами, что не успел спустить. Я даже не удивлюсь, если от нашего трения может воспламениться ткань. В таком одурелом состоянии готов сейчас поверить во что угодно.
Теперь даже рад, что не стала мою одежду надевать. Тем лучше — меньше снимать.
Стягиваю чертово платье и быстро спускаю до колен штаны вместе в трусами. На футболку время даже не трачу. Задираю до шеи лишь для того, чтобы касаться ее сосков своей грудью.
Ошарашенная Алина часто вздыхает и молчит. Очевидно пытается справиться с шоком, хватая воздух жадными глотками.
— Поцелуй меня, — требую резче, чем следует. Рассчитываю тем самым получить согласие.
