Мартышка для чемпиона (СИ) - Коваль Алекс
— Эй, — бурчу.
Ноль реакции.
— Ладно тебе, — иду на попятную, — не злись, простой парень Арсений, — подползаю к нему по дивану, пихая плечом в плечо. — Я пошутила.
— Я не шлюсь, — активно работая челюстями, бросает он, не оглядываясь.
— А выглядит так, как будто злишься…
— Слушай, а тебе обязательно быть такой… — импульсивно взмахивает руками Арс.
— Какой?
— Дотошной!
— Ну, я бы назвала это, скорее, «токсичная», а не «дотошная», но вот такая у меня натура. Я люблю бесить людей. Спроси у Авы, — улыбаюсь. — В школе я была главной задирой класса. Родители ходили на ковер к директору, как к себе домой. А на моем выпускном в одиннадцатом классе, на вручении аттестата я видела, как моя классная руководительница вздохнула и перекрестилась.
— Охотно верю!
— Обычно про таких детей говорят: шило в одном месте. Я никогда не отличалась усидчивостью. Ненавидела все эти девчачьи штучки. И дружила в основном с пацанами. Короче, росла той еще оторвой. Так что, — пожимаю плечами, — иногда мне кажется, что, если бы не определено женские части тела, я вполне могла бы быть мужиком.
Бессонов закашливается, не вовремя засунув очередную порцию мороженого в рот.
Я заботливо и, конечно же, от всей своей широкой души пару раз стучу его по спине.
— Не торопись, не отберу. У меня в морозилке еще два таких ведра.
— Знаешь, вот это «я могла бы быть мужиком» после того, как мы занимались сексом, как-то напрягло мое мужское нутро, Царица.
Мы переглядываемся и начинаем хохотать. На какое-то долгое прекрасное мгновение между нами наступает полный штиль. Арс нагребает ложкой очередную порцию мороженого и протягивает ее мне. Я слизываю и, прожевав, говорю:
— Так что там с подвигами в школе?
— Мне нравилась одна девочка из параллельного.
— Хорошее начало.
— Года два я не решался к ней подойти и заговорить. Все как дурак глазел со стороны. И только в десятом классе на День святого Валентина решился отправить валентинку. Ну знаешь, у нас в школе были активисты, которые собирали и раздавали открытки…
— Аха. Терпеть не могла такие штуки.
— Я пригласил ее на концерт своей любимой музыкальной группы. Я откладывал львиную долю своих карманных денег на эти билеты целый год. И в тот день смотался с тренировки, за что потом отец всыпал мне хорошего ремня, а тренер влепил дисциплинарный штраф, и все лето мне пришлось отрабатывать эти деньги, подрабатывая в кафе.
— Почему звучит так, будто у этой истории нет счастливого конца? — морщу нос. — Валентинка не дошла?
— Почему же, дошла, — пожимает плечами Арс, отодвигая от себя ведерко.
— Тогда…
— Она не пришла.
— Оу-у-у…
— Это потом уже я узнал через знакомых парней из ее класса, что она с подружками знатно надо мной поржала. А еще растрезвонила всем вокруг, что тихоня Бессонов по ней, видите ли, тайно сохнет. А она такая крутая и неприступная и вообще, зачем ей ботаник. Короче, это была первая и последняя моя жертва во имя любви. С тех пор я завязал с подвигами, тем более, которые идут в ущерб моей профессии. Так что…
— Это девчонка повела себя, как настоящая сучка! — бросаю злобно.
Бессонов фыркает:
— Знаешь, что самое забавное? Через пару лет я улетел в Канаду и стал лучшим новичком НХЛ того сезона. Моя карьера поперла резко вверх. Еще через два года я подписал самый жирный в своей жизни контракт и на меня буквально посыпались рекламные предложения. В один год их стало столько, что даже у меня было ощущение, будто моя рожа висит на каждом втором баннере в стране. И вот тогда-то летом я приехал на родину в отпуск и случайно встретился с этой козой в одном из баров. И знаешь, что? У нее хватило наглости предложить мне начать встречаться со словами: «Сейчас ты такой крутой, Бессонов, я же не могла знать тогда, что ты надежда отечественного хоккея», — смеется Арс.
Я же искренне, каждой фиброй своей души, негодую. Уж не знаю, с какого вшивого гоблина эта история Бессонова так глубоко проникла в мое сердце, но полагаю, что это во мне бунтует маленькая сердобольная Марта, которая никогда не могла спокойно смотреть, как издеваются над бедными, тихими, скромными заучками и ботаниками.
Нет, не подумайте, это никак напрямую не связано именно с Арсением!
Исключено.
Нет, я вам говорю!
— Я надеюсь, ты послал ее лесом? — шиплю кровожадно.
— Ну, — чешет подбородок Арс, посмеиваясь, — если честно, то я повел себя как мудак. Сначала подыграл и трахнул и только потом, на утро, послал. Разумеется, это меня не красит, но откровенно говоря мне было и есть по хер на моральную составляющую этого вопроса. Кстати, в ней не было ничего выдающегося.
— Ты точно мудак, — качаю головой, — я даже не удивлена. С другой стороны, каждый в этой истории получил, что хотел. Ты закрыл школьный гештальт с этой девчонкой, а она прикоснулась к святому члену мировой звезды хоккея. Вау. Готова поспорить, что эта история будет передаваться в их семье из поколения в поколение, пока не обрастет мифами и легендами.
Бессонов запрокидывает голову и смеется. Я улыбаюсь. Взглядом залипая на точеном профиле этого невыносимого, такого странного, необычного, интересного во всех смыслах хоккеюги. Вы этого не слышали! Я этого не говорила! Но, проклятье, есть в этом верзиле что-то такое, от чего дыхание заходится и сердце частит.
Что это? Магия какая-то? Сила притяжения? Мощь тестостерона? Или гормональный сбой в моем теле? Хрен-его-знает. Но факт остается фактом — на этого говнюка приятно смотреть.
Это я и делаю, пока Арсений не замечает. Рассматриваю каждую впадинку, ямочку и заломчик на его пухлых губах. Они немного обветренные. Издержки профессии, когда приходится иметь дело с влажностью и холодом.
Густые и непослушные светлые брови разглядываю. И колючую, отдающую при свете разными оттенками рыжего, аккуратную щетину. Явно работа рук профессионального барбера. Этот засранец следит за собой лучше, чем половина женщин нашей страны!
А еще глаза у него классные. Глубокие. Голубые с черной каемочкой вокруг яркой радужки…
И сейчас эти глаза прожигают меня насквозь, а Бессонов уже давно не смеется. Обернулся и смотрит на мои губы, которые под его взглядом пересыхают. Я облизываю их.
Успеваю сделать всего один короткий вдох… как в следующее же мгновение мое лицо попадает в плен широких горячих ладоней парня. А губы утопают в сладком поцелуе, встречаясь с его губами. Податливо раскрываясь навстречу его языку.
Шоры падают. Связь с мозгом теряется. На коже взрываются тысячи мурашек. Пульс грохочет. В ушах серый шум и наши вздохи. Капкан захлопнулся. Ася была права. Рядом с этим парнем держать крепче трусы — это не прикол, а необходимость!
Я совершенно упускаю тот момент, когда оказываюсь уложена на лопатки. То есть придавлена спиной к диванным подушкам. Губы Бессонова уже неторопливо зацеловывают мое лицо. Покрывают поцелуями щеки и шею. Ладони мнут попу и задирают кофту, пробираясь к голой груди. Его пальцы сжимаю сосок. Желание острой стрелой вонзается куда-то в низ живота. Я выгибаюсь дугой и постанываю, на самом краю сознания ловя печальную мысль: надо остановиться.
Сегодня никак…
С ним вообще никогда и никак быть не должно!
Но сегодня особенно…
И это, блин, печально!
— Арс, — упираюсь ладонями в мужскую грудь. — Арс, стой! Тормози.
— Что? На хрена? Ты же тоже этого хочешь!
— Физическое и психоэмоциональное состояние, помнишь? — скрипит мой голос, как ржавая телега. — Я не шутила, — поджимаю губы, многозначительно поигрывая бровями. — Не тот день. Вернее, неделя, — уже непрозрачно намекаю.
До Бессонова наконец-то доходит.
— А-а… о-о… блять! Понял, — смешно растерявшись, сползает с меня Бессонов, чинно одергивая и поправляя мою толстовку. — Прости. Слегка помял.
— Все нормально.
Нет. Ни хрена нормального!
Я снова чуть это не сделала!
Мы. Мы чуть не сделали!
