Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева
— Она… Знаешь, она такая… — голос на той стороне трубки странный, кажется, Сом в шоке, чуть ли не на слезе от умиления, — маленькая!
— Ну, оно и понятно, Сомяра, какой же ей быть, она только родилась…
— И… И красная!
— Это нормально? — уточняю я на всякий случай, потому как в анатомии новорожденных не силен.
— Да… Но я как-то… А мне еще ее подержать дали, прикинь, Федот?
— Ну, круто, че… — я думаю, что сам фиг бы взял что-то настолько хрупкое и драгоценное в руки. Страшно же, наверняка!
— А она на меня посмотрела… Федот, она прямо на меня посмотрела… Блин… Я чет не в себе, Федот, ты прости… Я Немому позвонил… А с ним же не поговоришь, он два раза бекнул, один мекнул… А больше мне, выходит, и некому… Мать с отцом, они… Черт… А она, знаешь… Она на меня похожа…
— Не повезло… — вздыхаю я, представляя себе мелкую девчонку с Сомиковской рожей… Н-да…
— Да блять, Федот! — искренне обижается Сом.
— Ну, может, выправится еще… — утешаю я его, — мамашка-то у нее зачетная… Как она, кстати? Норм?
Не то, чтоб мне было сильно интересно, как себя чувствует Поняшка, да и явно у нее все норм, иначе Сом бы так не звонил, но почему-то спрашиваю.
— Да, все хорошо… Они спят сейчас… А я на крыльце роддома стою. Дышу.
— А счастливая родня была уже?
— Ага… Постояли под окнами и свалили праздновать. Риска устала, пару слов им муркнула в трубку и все. А в роддом их не пустили, естественно, тут такой кордон, хер проскочишь. Мне можно, я же на совместных родах, и мы палату выкупили, я могу находиться в ней все время, помогать, там… Блять, Федот, я несу какой-то бред… Ты меня прости, просто… Она, знаешь, посмотрела… и словно узнала меня. Серьезная такая, прикинь? И палец мой сжала. Она поняла, что я — ее отец, прикинь?
Я киваю, словно Сом может это увидеть, щурюсь в небо, равнодушное и темное.
Прикольно, что Сом сейчас наверняка смотрит в это же небо одновременно со мной. И оно ему не кажется равнодушным…
— Это круто, Сом. За палец — однозначно поняла, что ты ее отец, да…
— Вот-вот! — не желает понимать моей иронии Сом, радуется, что я поддерживаю его бредовую теорию, — это называется как-то… Блять, забыл, слово такое… Короче, когда ребенок первым видит кого-то в своей жизни, то сразу привязывается…
— Это у уток, Сом, — усмехаюсь я, — люди-то посложней…
— Не, я точно знаю! Точно!
— Я рад за тебя, Сом, — говорю ему я, — правда, рад.
— Спасибо, Федот!
Я вижу, как у подъезда Захаровой тормозит такси, и торопливо говорю в трубку:
— Все, иди к своим, пока Сом!
И, не слушая его ответа, отрубаю телефон.
Всматриваюсь в мрак ночи, пытаясь разглядеть пассажира.
Пассажирку. Фигуристую девушку, выбирающуюся с заднего сиденья такси. Одну.
Захарова захлопывает дверь машины, стоит спиной, копаясь в сумке в поисках ключей.
А я смотрю на ее спину, поникшую, усталую, и испытываю невыразимое, бешеное облегчение. Не поехала она ни с Карасем, ни с кем-то еще. Вернулась домой. Одна.
Захарова открывает подъезд, заходит, и я бегу следом, успевая перехватить закрывающуюся железную дверь.
Слышу, как она поднимается на свой этаж, легко и бесшумно скольжу вверх по ступенькам.
В голове нет ни одной мысли, реально ни одной.
Я не чувствую ничего, кроме бешено, дико стучащего сердца в груди. И не слышу ничего, кроме тока крови, гудящего в ушах.
Я догоняю Захарову у самых дверей, она уже открывает дверь.
И не сдерживаюсь, обнимаю ее сзади, сходу прижимаясь всем телом, фиксируя. И со страхом ожидая отпора, который она, оказывается, вполне способна дать. Причем, нехилый такой.
Если и сейчас оттолкнет… Блять… Я не знаю, что сделаю. Не знаю. Так далеко планы не высвечиваются.
Захарова крупно вздрагивает, когда я к ней прижимаюсь, замирает, не поворачиваясь…
Я ничего не говорю, просто легко трогаю губами шею.
И Захарова, с тихим, долгим выдохом, больше похожим на всхлип, как-то обмякает в моих руках…
Откидывает затылок на плечо мне, безмолвно позволяя трогать себя, держать.
И ни слова не говорит, когда я молча толкаю ладонью ее дверь, распахивая ее перед нами.Девочки, сегодня скидка 30% на мой роман про горячего гоблина и холодную эльфийку СЕКРЕТАРША ГЕНЕРАЛЬНОГО!
Глава 23
Полумрак коридора обрушивается на нас плотным покрывалом, сковывает, не позволяет дышать. Ничем. Кроме друг друга.
И я дышу доверчиво прижавшейся ко мне Захаровой. Асей. Ее Ася зовут. Анастасия. Очень красивое, аристократичное имя.
И очень ей подходит.
Ася пахнет теплом, нежностью, чем-то едва уловимо пряным, дымным, словно не из шалмана, пусть и суперэлитного, прибыла, а откуда-то с восточного базара, солнечными специями, дурманящими голову, веет от нее.
И я провожу носом по шее, дышу, дышу, дышу… Насыщаюсь. Пока есть такая возможность. Потому что с ней же, как с русской рулеткой, никогда не угадаешь, что в следующий момент случится.
Пока что она на удивление покорная, податливая, мягкая… А буквально полчаса назад — ледяная скорпиониха была. Как только голову не откусила, хрен ее знает…
С ней адреналин шарашит бешено, словно по тонкой струне ступаешь, боясь порезаться и в то же время умирая от кайфа, потому что покорил высоту, покорил эту тонкую, неуступчивую, своенравную материю.
А я? Я — покорил?
Она не сопротивляется, позволяет трогать себя, расстегивать медленно пуговки на рубашке, одну за одной, словно мину на поле диком обезвреживать… Одно неверное движение — и рванет… Пуговка — выдох, пуговка — поцелуй, пуговка — скольжение пальцев по голой коже… Мурашки… Пояс юбки. Шелест тихий — вниз… По бедрам, гладким, атласным — подрагивающими от возбуждения и ожидания ладонями… И Ася тихо-тихо стонет,
