Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки - Ирина Муравская
– Мы с ней сами разберёмся, не переживайте. Виктор, ― какая ударная доза официоза на моё имя. Да ему никакого веника не надо, чтоб вымести мусор. Собственно, это и делаю ― выметаюсь, на прощание почесав Чару. Правда за дверью, отойдя, чтоб меня было не видно, мешкаю, вслушиваясь. Не подслушиваю, а страхую. Правда и подслушивать особо нечего. Тишину если только. ― Алис, следи за псом. Я его на лестнице опять поймал.
– Прости. Я отвлеклась.
– Да уж понял.
Заминка.
– Мы просто разговаривали. Честно.
– Верю. Ты девочка разумная, но всё же будь осмотрительней. И избирательней. Чтобы не получилось, как в прошлый раз.
"Чтобы не получилось, как в прошлый раз?"
А что получилось в прошлый раз? Любопытней этого разве что удивительно мирный семейный диалог. Я с предками даже в периоды их просыхания общаюсь исключительно на повышенных, а тут идиллия и покой.
Ну. Значит, точно париться нет смысла, так что уже без опаски чешу к лифту. Которых, целых два, но оба едут раздражающе медленно, тормозя вечно мимо и скача туда-сюда. Там по приколу покататься решили, я не пойму?
Уже собираюсь плюнуть на всё и воспользоваться ранее упомянутой лестницей, когда один всё же соизволяет до меня доехать. Захожу в кабину, вжимаю кнопку первого, но в последний момент торможу закрытие створок, потому что ― парам-пам-пам ― батя Чижовой мелькает на горизонте, размашистыми шагами направляясь ко мне. Не ко мне, в смысле, а в мою сторону. Ему тоже вниз приспичило.
– Спасибо, ― благодарят меня.
– Да не жалко.
Едем в тишине. Григорий Васильевич сверяется с наручными часами, я тихонько присвистываю, пялясь в потолок. Вежливые беседы о погоде ― не мой конёк.
– Вы кто будете, Виктор? ― первым нарушает рекламную паузу попутчик.
– Можно просто Витя.
– Витя так Витя. Там кем будете? Я знаю ваших родителей?
– Это вряд ли. Таких лучше не знать.
– И давно знакомы с моей дочерью?
– Так, чтоб тесно? Последние пару недель.
Неправильная формулировка.
– Насколько тесно?
– Настолько, чтоб пересекаться вне стен школы. Но пока недостаточно тесно, чтобы дойти до того, что вы так недвусмысленно пытаетесь выведать.
– "Пока"? То есть, планируете?
– Как знать, ― чувствую физическое жжение от его косого взгляда. ― Разделяю ваше негодование, но не вижу смысла увиливать. Гормоны в нашем возрасте не подчиняются здравому смыслу.
– Буду крайне признателен, если вы всё же придержите свои гормоны, молодой человек.
– Так вот держу. Насколько получается.
– Рад это слышать. Возраст возрастом, но вы оба ещё слишком юны и можете пожалеть об опрометчивых поступках.
– Не переживайте, ранних залётов не будет. Я пока не готов становиться отцом.
Делаем ставки: убьёт он меня или нет?
Не убьёт.
Спасает шумная туристическая семья с мелким отростком, подселившаяся к нам на втором. Приходится вдавливаться в зеркальную стенку, чтоб не оказаться нанизанным на рог надувного круга с башкой единорога.
До первого едем молча. А там лоб в лоб сталкиваемся со Скворечником.
– О, вот ты где. А Алиску куда дел, съел? На десерт что оставил или… Ооо, ― виновато прикусывают длинный язычок, запоздало заметив вышедшего за мной. ― Драсте, дядь Гриш.
– Алиса у себя. Не съедена.
– Мерси-и, ― юрко ныряя в опустевший лифт, Карина с виноватым видом ныкается там, на прощание прошептав мне одними губами: "удачи".
А зачем мне удача? Я ж не собираюсь и дальше с ним базарить. Коротко бросаю: "Всего хорошего, ещё увидимся" и иду на выход. Мокрый, неудовлетворённый и озадаченный. Слова малой таки нашли свою нишу в черепной коробке.
Что я хочу от неё?
Для чего все эти заигрывания?
Для чего подзуживание её бати?
Почему не могу отпустить и забить, возвращаясь к ней снова и снова?
Чтобы трахнуть?
Ну такое. Это, конечно, был бы приятный бонус, но надрываться ради перепихона? Какой резон? Если свербит, мне есть куда пойти, а главное: терять время на окучивание отпадает необходимость. Так что этот вариант мимо.
Тогда что? Запал?
Чёрт. Такая вероятность имеет место быть и если это реально так, тогда… Бл, ну тогда попадос. Не надо мне такого дерьма. А ей тем более. Перспектив это не несёт никаких, только нервов всем сожрёт.
Всю дорогу до дома размышляю об этой хрени, отвлекаясь только поднявшись в квартиру. К превеликому облегчению вонючее от не выветрившегося табака нутро откликается тишиной. На кухне помойка и гора немытой посуды, в холодильнике шаром покати. Батя дрыхнет в комнате под включённый телек. Матери нет. Сто пудово либо у соседа бухает, либо под соседом стонет. Либо бухает и одновременно стонет.
Прохожу мимо родительской койки, туша очередной тлеющий окурок. Спасибо, что хоть в пепельнице валяется, а не на ковре. Попутно тырю у него пачку сигарет и сваливаю к себе: не обеднеет, а мне западло тащиться до магаза. Свои-то, как вспомнилось с опозданием, я благополучно постирал с хлоркой.
Суббота, разгар дня, солнце слепит через задёрнутую штору, а меня вырубает. Только и успеваю раздеться. Видимо, сказывается прошлая бессонная ночка. Мы окончательно разошлись лишь под утро, а там я успел всего пару часов покемарить, прежде чем в мастерскую к Серёге подъехал. Теперь весь заработанный налик, как бы это не было комично, реально сушится на батарее. И похрен, что те не топят, но лучше места банально не нашлось.
Проваливаюсь так конкретно, что практически ничего не слышу и ни на что не реагирую. Не просыпаюсь даже когда в запертую на замок дверь барабанят и что-то требуют. Что ― так и не понял, во сне всё сливалось в единый белый шум.
Очухиваюсь глубоко в ночь. Прям очень глубоко. Полвторого, мать твою. И всё, ни в одном глазу. На автомате тянусь за телефоном, который обычно запихиваю под подушку и заторможено вспоминаю, что ему как бы каюк. Вот блин. Ладно. Где-то в коробках с проводами старый сенсорный валялся.
Не без труда откапываю его и вот же удивительно ― ещё дышит. После подкормки на зарядке включается как миленький. Экран правда треснут, а сам глюкает, потому, собственно, и был заменен, но ничего. На пока хватит, а там новым обзаведусь.
Главное, в интернет залезть можно: ватсап, ютуб, телега ― всё на месте. Там и зависаю, шерстя новостные ленты. Два ночи, полтретьего утра, три. Валяться уже нет сил. Не выдерживаю, одеваюсь и выскальзываю обратно на как никогда безлюдную улицу
