Босая для сурового - Екатерина Ромеро
– Всеволод Генрихович, не надо…Пожалуйста.
В руке мужчины блестит ремень черный кожаный, который он сжимает до хруста, надвигаясь на меня.
Мои мольбы разбиваются о пол как хрустальные стаканы. Тигр никак не реагирует на них. Он наступает все ближе, преодолевая то крохотное расстояние комнаты, что между нами еще остается.
Арбатов оказывается прямо напротив меня в два шага. Он хватает меня как нерадивого щенка за шкирку, и опрокидывает одним махом на кровать. Я вскрикиваю, и тут же пытаюсь встать, но оказываюсь больно придавлена коленом мужчины.
Воздуха тут же становится невыносимо мало, а сердце…Мое бедное сердце ломает мне ребра от страха.
В один миг я оказываюсь на животе, головой упираясь в подушку. Одним махом зверь стаскивает с меня штаны вместе с трусами, оголяя попу. Нежной кожей я тут же чувствую прохладный воздух. По телу проносится стая диких мурашек.
Хватаю ртом воздух, роняя слезы. Мне становится жутко обидно и больно от того, что тигр наказывает меня ремнем, даже не выслушав толком, не попытавшись понять.
Если еще десять минут назад я бы хотела, чтобы Всеволод Генрихович притронулся ко мне, то сейчас я проклинаю его за это, а еще себя…за такое глупое желание.
Несмотря на годы моего существования без семьи и дома, меня еще ни разу никто ТАК не наказывал. Жестоко, грубо, настолько унизительно. От страха и ожидания боли я тут же начинаю плакать, но не вырываюсь.
Меня словно парализует от одного только понимания, как все это выглядит. Да и смысла вырываться от того, кто раза в четыре тяжелее тебя, особо то и нет.
Тигр поверил ей, своей женщине, а не мне, хоть впервые в жизни я не врала. Я не брала этот чертов телефон! Он мне на хрен не сдался, вот только проворонила я, как Лиза подбросила эту штуку мне, не сориентировалась, просто растерялась перед мужчиной, за что теперь буду расплачиваться сполна.
Первый удар холодным ремнем проносится острым кинжалом по моей коже. Я вскрикиваю, а потом лишь сцепляю зубы и закрываю глаза, не издавая больше ни звука, и не показывая, как мне больно. Затем следует еще два таких же болючих и горячих удара, после которых я уже не сдерживаюсь. Всхлипываю и рыдаю в голос, зарывшись головой в подушку.
Я ненавижу его. Ненавижу!
После этой пытки Арбатов отпускает меня, и я, наконец, чувствую желанное облегчение. Он такой тяжелый, что под ним я даже дернуться не могла.
Реву и слышу лишь глухое рычание, а еще дыхание мужчины. Тяжелое и медленное.
– Прости, девочка, но я уже предупреждал тебя. Еще раз поймаю на воровстве в моем доме, отправишься на нары. Ты знаешь, я не шучу.
Я прекрасно слышу его, но ничего не отвечаю. Продолжаю лишь сдавленно реветь в подушку, натянув штаны обратно и отвернувшись от него спиной. Моя кожа горит огнем, однако намного больнее где-то там, внутри. Там лавой раскаленной от обиды щедро поливают. До жжения в груди.
Зверь выходит из комнаты, с грохотом закрывая за собой дверь. Уже через полчаса я услышу громкие причитания Лизы, а после увижу из окна, как Леха выносит ее вещи из дома, и усаживает в машину. Кажется, Арбатов выдворил ее, но теперь мне на это уже все равно.
Все это время я глотаю горькие слезы обиды, и именно в этот момент решаю изменить тактику. Я больше не буду дворовой оборванкой для Арбатова. Пусть я сломаю себя, все жилы вытащу, но стану той, кем он так хочет видеть меня. И нет, не для него я это буду делать, а наоборот. Ему назло.
Глава 16
Все это время, каждый гребаный день я жалею о том, что приволок эту дикарку в свой дом. Она просто неуправляемая, упрямая и дерзкая. На малейшую просьбу или приказ реагирует словно взрывчатка, бесится, и при каждом, мать его, удобном случае, показывает мне свой скверный необратимый характер.
Каждый вечер мне отчитывается Стелла, которая уже на второй день умоляет меня отказаться от этой дурацкой затеи, но я стою на своем. Я не собираюсь ни от чего отказываться, уже слишком поздно что-то менять.
Мне нужно узнать, кому Захаров все время сливает данные моей компании, и я знаю, что с этим мне поможет Маша. С ее талантом воровать и играть на публику девочка на блюдечке мне принесет все нужные бумаги, и даже скопирует файлы из компьютера конкурента.
Эта дерзкая воровка с первого дня пребывания в моем доме плохо действует на меня. Она поселилась в моей голове, и не дает мне ни на день забыть о ее существовании. Мне не нравится моя реакция на нее. Она точно наркотик, который не любишь, но хочешь так сильно попробовать, что аж искры из глаз сыпятся.
Я просто охреневаю, когда в один из первых вечеров девочка сама ко мне губами тянется. Я ее в свою спальню приволок, чтобы руку обработать, а не чтобы трахать, однако этот ее порыв надолго запечатывается в моей памяти. Неумело совсем и робко она целует меня, и это пробирает меня до костей.
И нет, мне совсем не неприятно. Напротив, очень даже нравится эта ее смелость и пыл, пусть и напускные, однако я не могу трахать девочку, которая вдвое меня младше. Это уже слишком, даже для меня.
От ее мягких губ у меня тут же колом встает член. Да черт, одно лишь неумелое прикосновение этой чертовки кареглазой заводит меня лучше, чем долгие оральные ласки Лизы, и это сводит с ума.
Я рычу и прогоняю Машу из комнаты понимая, что если она хоть на минуту еще здесь останется, я трахну ее прямо тут. На своей кровати или на полу, и мне все равно будет, что она там мне говорит.
Сам от себя такой реакции не ожидаю, но впоследствии это станет моим фетишем. Смотреть на нее и знать, что дикарку нельзя трогать. Запрещено, неправильно.
В эту ночь я впервые трахаю Лизу, представляя на ее месте эту девчонку-оборванку, которая сладко спит прямо у меня за стеной в своей белой пижаме. Это был фееричный секс. Я так не трахался годами, однако одного лишь представления оказывается мало. Я хочу свою дикарку, и с каждым днем все больше.
Я выделяю Стелле неограниченный бюджет для того, чтобы сделать из Маши дорогущую леди,
