Мой большой... Босс - Мария Зайцева

И, судя по неожиданно загоревшемуся ответу в прозрачных глазах, ей тоже необходимо. Жизненно необходимо.

— Темик… А что происходит?

Бац!

И словно осколки стекла от высокого манерного голоса рассыпаются. Острые такие, до крови ранят.

Испуг и гнев в глазах русалки, мое движение удержать, плеск тонких ножек, сложенных русалочьим хвостиком, по воде. И через мгновение она — рыбкой из моих лап — на бортик бассейна, и мне остается только в бессилии наблюдать удаляющуюся стройную фигурку в зеленом купальнике. Облизывать тонкие очертания, открытую спину с ровной строчкой позвоночника, рыжие волосы — змеями по точеным плечам, вода, ручьями стекающая с них… Розовые пяточки, быстро мелькающие… Завлекающие… Изящные лодыжки… Кукла фарфоровая, вся — сплошное искушение. Разве так бывает? Разве это возможно?

— Темик… Я не понимаю… Ты меня не слышишь совсем? Я тебя спрашиваю, что происходит? Кто эта соска?

Вздрагиваю, еле умудряясь оторвать взгляд от спешно убегающей от меня русалки, смотрю на… Вику. Ну конечно же, Вику, мать ее!

Я о ней, признаться, совершенно забыл.

Вроде как, она должна была уйти домой…

Какого хера тут забыла?

И вообще… Темик… Какого хера?

Вся нерастраченная на шустрого парнишку злоба возвращается в троекратной геометрии.

Я молча подтягиваюсь на руках, выбираясь из бассейна.

Получается у меня это не так ловко, как у русалочки, ну так во мне и веса побольше. Примерно в три раза…

Сколько она весит? Сорок пять кило хоть есть?

А я сто десять примерно…

Задумчиво припоминаю, были ли у меня когда-либо настолько маленькие девушки, низ живота обдает жаром, потому что приходит четкое понимание.

Не было. Но будет.

Будет.

— Темик…

Холодная, словно лапка у жабы, ладонь ложится на грудь, и меня всего передергивает от омерзения.

Какого хера, опять же?

— Ты какого хера здесь еще? — перевожу на нее взгляд, — сказал, чтоб домой ехала.

— Темик… Но я… И вообще! Кто эта овца? — Вика не дура, знает, что лучшая защита — нападение, и ей кажется, что она тут в своем праве.

Ключевое слово какое?

Правильно, «кажется».

— Так. Сейчас развернулась и свалила домой, — коротко командую я таким тоном, от которого у подчиненных слабость в коленях наступает, — и забыла про меня. Никаких «Темиков» и прочего, поняла?

— Но…

— Не поняла, значит.

— Но как же…

Вика выбирает правильную стратегию. Начинает плакать. Красиво, распустив пухлые губы, так, что у любого нормального мужика встанет. И появится желание тут же опустить ее на колени и настучать по этим губам членом.

У меня бы раньше точно такое желание появилось.

Но это было до того, как одна маленькая русалочка упала в мои руки теплым летним утром.

— Если не уберешься сейчас сама, вызову охрану. И тогда тебе придется еще и пропуск сдать.

Говорю сухо и спокойно, а сам все смотрю в сторону выхода в раздевалку бассейна.

Если успею, то могу поймать русалочку на выходе. И сразу в лифт утащить, на свой этаж.

Она не будет против. По глазам сегодня понял, что не будет.

В этот момент во мне говорит исключительно член, мозг в планировании завоевания не участвует, одни инстинкты, вопящие: «Самка поплыла, надо брать, надо докручивать! Скорее, скорее, скорее!»

Каким образом я за какие-то мгновения превратился из вполне логично и нормально мыслящего человека в похотливое животное, вообще непонятно. Да и не до анализа мне сейчас.

Все, что является препятствием на пути, безжалостно устраняется.

И нормы морали — первыми в пропасть летят.

Обхожу Вику, все еще растерянно хлопающую губами, и двигаюсь в сторону раздевалок.

— Брат, подожди чуть-чуть… — ленивый голос Тимура не тормозит. Вообще на него не отвлекаюсь.

Просто иду вперед, как зверь на запах самки, а перед глазами, как видение — ее тонкая фигурка в зеленом, быстро мелькающие изящные лодыжки, пятки розовые…

В раздевалке пусто. Я вламываюсь, наплевав на то, что она женская, быстро осматриваюсь, и раздраженно рычу.

Никого.

Успела сбежать!

Шустрая какая русалка!

Ничего, сейчас догоню…

Выхожу, направляясь в сторону лифтов, но на пути встает Тимур.

— Брат, да ты хоть халат накинь, напугаешь людей стояком своим… — он белозубо ржет, как всегда прикалываясь надо мной.

А мне хочется ему вмазать.

Прямо очень.

В принципе, логичное желание, Тимка давно нарывается, но в этот момент взгляд падает на зеркала возле раздевалок.

И я себя не узнаю.

Какой-то сумасшедший смотрит на меня оттуда, глаза бешеные, как у буйвола, красным налитые.

В длинных плавках, весь голый, изрисованный.

И плавки, сука, ничего не скрывают.

С меня словно пелена спадает. Моргаю изумленно, смотрю на Тимку.

Тот понимает, что сегодня зубы у него останутся целыми, и радостно их скалит.

— Ну ты бычара… Пошли, переоденешься.

Разворачиваюсь молча, топаю в раздевалку.

Тимка топает за мной.

— Слышь, а ты всегда с бабами такой… внезапный? Русалка, я смотрю, от тебя, как от гуля-извращенца унеслась… Я ее понимаю. Я бы тоже унесся…

— Рот закрой.

Говорить получается плохо, словно я от Майи немотой заразился.

Иду в душ, молча, не обращая больше внимания на зубоскала и искренне рассчитывая, что он провалится под землю до того, как я выйду из душевой.

Думать о том, что на меня сейчас нашло и что мне со всем этим делать, откровенно не хочется.

И разговаривать на эту тему — тем более.

Понятное дело, что со всем этим придется разбираться.

Но не сейчас.

Сейчас надо успокоиться.

Просто прийти в