Неудачница: перезагрузка (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"

Я улыбаюсь, стоя посреди комнаты.

Мне грустно и легко, одновременно. Никто из них никогда не спрашивал меня о том, как я себя чувствую. Чего я хочу? Чего я боюсь… Никто из них не хотел знать обо мне больше, чем я сама о себе говорила. Никто из них не хотел узнавать меня. Ладно, признаю: Глеб проявил желание осведомиться о моих планах на жизнь — но тут же разнёс все мои мечты в пух и прах, не стараясь сделать это мягко или деликатно.

А Макс… Макс просто проявляет свою заботу. И делает это так ненавязчиво, словно это абсолютно нормально для него. Словно это абсолютно нормально для всех.

Почему, думая об этом, мне хочется плакать?..

— Тук-тук, — произносит блондин, приоткрывая дверь.

Поворачиваюсь к нему и вижу целую стопку одежды в одной руке и несколько «бананок» и домашних плюшевых сапожек — на выбор, — во второй…

— Это всё мне? — с улыбкой смотрю на две эти горки, что тут же перемещаются на кровать, в то время, как мужчина, руки которого освободились, вновь отходит к двери.

— На выбор, — отвечает он, — переодевайся и спускайся на кухню, если хочешь чего-нибудь перекусить.

— Да, я бы, пожалуй, перекусила, — соглашаюсь, осознавая, что улыбка не сходит с моих губ.

Рядом с блондином я перестаю думать о том, чего хочу и что мне нужно — мужчина буквально опережает мои желания. Даже жаль, что он — друг Глеба.

Надеюсь, когда я уйду из фирмы, мы не перестанем общаться…

— Тогда жду тебя внизу, — говорит Макс и выходит из комнаты, прикрывая дверь.

Первым делом осматриваю горку одежды: флисовые пижамные штанишки, футболки и мягкие теплые свитера на молнии или без — здесь был выбор на любой вкус, но все вещи были с такими забавными рисунками, что я вновь почувствовала, как на губах сама собой растягивается улыбка. Выбрав из стопки штанишки с Сантой в санях и свитер с двумя мультяшными зайками, держащимися за морковку, а из горки обуви — милые домашние сапожки, я быстро переоделась и вышла в коридор. По-видимому, все эти вещи принадлежали младшей сестрёнке Макса, и я всерьёз задумалась над отношениями родителей к ребёнку в этой семье: судя по одежде и оформлению комнаты, младшая представительница Вознесенских — совершенно точно папина дочка. Её однозначно любят и балуют, но при этом спокойно отпускают учиться за границу. А это говорит о доверии внутри семьи.

Спускаюсь вниз и по звуку нахожу кухню, объединённую со столовой. Макс стоит рядом с холодильником и выбирает сорт сыра из трёх разных упаковок. Когда я вхожу, он поднимает голову и смотрит на меня с вопросом:

— Не знаю, как ты, а я просто мечтаю о начос со сметанно-сырным соусом.

— Поддерживаю, если ты будешь готовить, — усмехаюсь, понятия не имея, как готовится этот самый «сметанно-сырный».

— Будем вместе, — улыбается Макс, на щеках которого вновь магическим образом возникают ямочки.

— Под твоим чутким руководством, — таки соглашаюсь не без условий и прохожусь по кухне, которая, как выяснилось, имела окно в гостиную.

В полутьме угадывались очертания огромного дивана перед такой же огромной плазмой: представить, как Вознесенские по праздникам собираются перед телевизором на этом самом диване и смотрят какие-нибудь семейные фильмы, поглощая вкусную домашнюю еду, оказалось довольно просто…

— Хочешь что-нибудь посмотреть? — Макс незаметно оказывается рядом, глядя в темноту гостиной.

— Скорее, рассуждаю над тем, как это здорово — собираться всей семьёй и смотреть всякую ерунду, — замечаю негромко, не отрывая глаз от удобного дивана.

— Да, мы с сестрёнкой часто смотрим старые фильмы или какие-нибудь сериалы, валяясь на диване. В этом году будет странно провести новый год без неё, — с лёгкой грустью улыбнулся блондин.

— Она только поступила? — с удивлением переспрашиваю.

Значит, она ещё младше, чем я думала. И значит, семья у них действительно крепкая: ели разница в возрасте между детьми такая большая.

— Да. В этот новый год мы должны были пересматривать всего Гарри Поттера… — с печалью произносит Макс, глядя на диван с тоской в глазах.

Качаю головой, не скрывая улыбки: наиграл на сто зарплат! Но при этом умудрился выглядеть так мило…

Блондин тоже улыбнулся, верно угадав, что его актёрские таланты были оценены по достоинству.

— Давай, посмотрим вместе? — предлагаю ему, сама не знаю — почему.

— Первую часть? — тут же с энтузиазмом подхватывает Макс.

— Однозначно с неё нужно начинать, — замечаю вслух очевидное.

А потом до меня доходит:

— Ты каждый новый год встречаешь здесь?

— Была у меня такая традиция, — кивает блондин и отходит к плите, на которой уже вовсю растапливается сливочное масло на сковородке, — потрёшь сыр?

— Да, конечно, — киваю, отрываясь от созерцания, словно уснувшей в ожидании хозяев, гостиной.

— Кстати, мило выглядишь, — неожиданно усмехается Макс, бросая на мою одежду взгляд, в котором плескались искорки веселья.

— У твоей сестрёнки забавный вкус, — хмыкаю, начиная натирать сыр.

— Она у меня вообще… тот ещё фрукт, — сообщает мужчина, на лице которого появляется выражение теплоты и нежности.

Ну, нельзя это наиграть! Подаю сыр, смотрю на него внимательно. Как можно быть таким милым и при этом предупреждать меня, что в компании Бондарёвых добрых и хороших людей нет? А кто же тогда он? Почему он не причисляет себя к этим «добрым и хорошим»? Где его «скелет в шкафу»?

— Макс, ты, случайно, не гей? — хмурясь, смотрю на мужчину.

Взгляд, который я получила в ответ, был таким странным, что я даже не взялась бы описать ощущения, которые почувствовала под его давлением…

— Почему ты думаешь, что я — гей? — спокойно спрашивает у меня мужчина, перемешивая соус в небольшой кастрюльке и продолжая смотреть на меня тем-самым «не пойму, что обозначающим» взглядом.

— Ну, ты милый, добрый, обходительный, любишь свою сестрёнку, ни с кем не встречаешься, выглядишь идеально, умеешь готовить и, кажется, дружить с девушками, — выпаливаю, тушуясь от чересчур внимательного и серьёзного выражения на лице блондина.

— И эти характеристики делают меня геем в твоих глазах? — не отрываясь глядя на меня, всё также спокойно спрашивает Макс.

— Нет, но… — замолкаю, начиная краснеть, как рак.

О, кажется, я не прочь сейчас свариться в той самой кастрюльке с кипящим соусом — лишь бы не чувствовать на себе давления этих цепких карих глаз.

— Мы ещё вернёмся к этому вопросу, — едва слышно произносит Макс, так и не дождавшись моего ответа.

Но я слышу его слова… и не хочу его обидеть:

— Они делают тебя идеальным, — заканчиваю предложение, уткнувшись взглядом в пол.

— Боишься идеальных? — с легкой иронией в голосе спрашивает мужчина.

— С недавних пор, — бормочу себе под нос, подавая блондину соль и перец для соуса.

Опыта с Бесовым мне хватило на всю жизнь.

— Я не идеален, — перемешивая соус, замечает золотоволосый Бог со спокойной улыбкой на губах.

Вот и тот так говорил…

— А что насчёт тебя?

Удивленно смотрю на Макса.

— Что насчёт меня? — переспрашиваю, недоумеваю, — я не считаю себя идеальной.

— Ты чересчур положительна: умна, исполнительна, когда надо — послушна, привлекательна, гуманитарий по профессии… и по жизни, — усмехается блондин, — умеешь готовить, убираться, разбираться с отчетами, лицедействовать перед публикой, петь и лишать здравого рассудка окружающих мужчин.

— Ты описал какую-то противную женщину, — морщусь я.

— Я описал тебя, — мягко произносит Макс, — и я не считаю тебя «противной».

— А «лицедействовать» — это…

— Это про контракт, — произносит блондин, внимательно глядя на меня.

Да, теперь он знает, что я лишь притворялась девушкой Глеба…

— Как ты со мной общаешься? — искренне недоумевая, тихо спрашиваю его.

— Ты слишком критична к себе, — снимая кастрюльку с плиты и переливая соус в глубокую пиалу, замечает Золотоволосый Бог.