Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга

       — А что ты такая боевая? Нравится на халяву жить? Испугалась пинком под зад получить? Только я должен за квартиру платить?

       — Да ты никому ничего не должен! — шипела я, чтобы не злить эхо и соседей. — Я решу вопрос с квартирой после десятого числа. Ясно? К ребенку это не имеет никакого отношения.

       — Ну вот я и приду в свою квартиру.

       Сердце бешено колотилось, но голова все же работала.

       — Приходи. Только Любы в квартире не будет.

       — Прятать будешь?

       — В кино пойду, я тебе уже сказала, — отчеканила я, перекладывая телефон в другую руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь о пуховик. — Все, после десятого я тебе позвоню.

       И я отключила телефон, чтобы тут же набрать Грише. Половина девятого. Ведь припрется Каменцев, как пить дать…

       — Доброе утро, — Гриша ответил после второго гудка. — Только не говори, что передумала…

       — Тебе сколько до нас ехать? — не стала я вдаваться в сантименты, и его голос сразу сделался серьезным:

       — Это ведь не праздный вопрос?

       — Мне нужно свалить из дома в течении получаса.

       — Не доеду. Бери такси до Московской. А от дедушки Ленина я вас заберу…

       — От кого?

       Гриша хохотнул, но нервно.

       — Там памятник у фонтана. Не была там никогда?

       — Нет, я тот район вообще не знаю.

       — Таксист знает. Не при Любе, да?

       — Я понимаю, что от важных разговоров бесполезно бегать, но сейчас же Новый год… Твой дедушка Ленин может исполнить мое желание не встречаться с этим козлом до января? — спросила я с горечью, чувствуя неприятную резь в глазах.

       — Внук деда Мороза тебя устроит? Он будет очень стараться исполнить это твоё желание. Давай, я у тебя пять ценных минут украл. Я буду у памятника. Ждать свой звездный час. Выше нос, Елизавета Аркадьевна! Он у тебя очень красивый.

       Ты у меня очень хороший… Но этого я не сказала — пусть не думает, что подлизываюсь.

       — У тебя тоже ничего так нос.

       Хоть он и мешает целоваться, но мы приспособимся…

       Я шла наверх, чувствуя на ногах сказочные железные ботинки. Еле волочила ноги. Неужели мне не хватило пяти лет, чтобы стоптать их? Кто дал Каменцеву возможность и право портить первый мой радостный день?

       — Александр Юрьевич, я ключи забыла, — набрала я номер свёкра, отбивая тапки от невидимой пыли.

       — Люба проснулась, — сказал он и через минуту открыл дверь.

       Какое счастье, что мне не придётся ее будить!

       — Кто звонил?

       Не догадался? И не надо.

       — Нам нужно побыстрее собраться. Я заказала такси.

       Нет, я ещё ничего не заказала, но уйду все равно. Воскресенье, утро, машина обязательно будет свободна. Десять минут в соседнем дворе не беда. Переплачу, если не найду эконом-класса.

       — Суп сами выключите. Через двадцать минут, — говорила я, стоя к свёкру спиной, безуспешно стараясь трясущимися руками зацепить пуховик за крючок. Потом плюнув, повесила его на капюшон.

       — Лизавета, ты зачем на лестницу пошла?

       Вот только не надо допроса! Не сейчас!

       — Александр Юрьевич, я боялась разбудить ребёнка, — отрезала я зло.

       — Чем? Телефонным разговором?

       — Да! — почти закричала я и рванулась на кухню заваривать чай.

       — Лизавета…

       Но договорить ему не дал тихий голос Любы:

       — Мам, высморкай мне нос…

       Только этого не хватало! Я рванулась с ребёнком в ванную, включила воду. Люба нагнулась над раковиной, играя в слона. Большого слона! Соплей было море. Чертов сквозняк! Я приложила руку к лобику — не горячий, но тридцать семь на лицо — розовое, как пижама с сердечками.

       — Иди в комнату и начинай одеваться, — скомандовала я и ринулась обратно в кухню.

       Встала на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки крайнего шкафчика, чтобы взять коробку с лекарствами.

       — Опять голова болит? — бросил мне в спину свёкр, и я даже не пыталась понять, заботливо или с сарказмом.

       — Это для Любы. У неё сопли.

       Ни слова про температуру. Жаропонижающее я спрятала в кулак. На виду остался только спрей для носа.

       — Прогулка отменяется?

       Она отменилась бы, не будь звонка от Кирилла.

       — Это всего лишь сопли. Помоем нос и поедем…

       — Лизавета!

       Александр Юрьевич не дал мне выйти из кухни, остановив за плечо. Я с трудом удержалась, чтобы не скинуть его руку. Мне не нужно было спрашивать, что? Этим вопросом горел мой бешеный взгляд.

       — Я останусь с ребёнком. Иди, раз тебе так надо…

       — Что мне надо? — вырвалось у меня слишком громко.

       — Лизавета, я все понимаю и очень рад за тебя. Но не надо тащить ребёнка на свидание… Ну и ребёнок вам не нужен там.

       — Свидание?

       Меня трясло, мое плечо билось в его ладонь.

       — У меня нет никакого свидания… Мне надо увести ребёнка из дома, чтобы сюда не явился Кирилл. Вот что мне надо!

       И я вырвалась. Ринулась в комнату. Ребёнок мой оставался в пижаме. Вернее, наполовину. Она спустила штанишки, но не вынула ноги. Может, я неправильно измерила температуру? Люба давно одевается самостоятельно. Даже колготки.

       Снова потрогала лоб — нет, все тоже, чуть тёплый, и нос, к счастью, не пузырится. Но я потащила бы ее из дома даже с тридцатью девятью… Нет, не ради свидания, на которое меня благородно отпускали… Я не мать-ехидна! Не нужен сейчас никакой Кирилл в жизни Любы. Не нужен!

       — Александр Юрьевич, дайте нам одеться!

       Свекр впервые открыл к нам дверь без стука. Или стучал, да только я не слышала. Он исполнил просьбу, и я подтянула Любе колготки почти что к самому носу.