Настя как ненастье (СИ) - Горышина Ольга

— Настя, а можно нескромный вопрос?

Он сглотнул, когда она кивнула. Спугнуть девчонку было страшно, но поиграть и бросить совсем не его вариант.

— Я у тебя первый вот так, на одну ночь, или ты практикуешь такое часто?

— Правду сказать? — она игриво наклонила голову.

— Настя, ты уже задолбала, если честно! — процедил он сквозь зубы довольно громко.

— Я ведь уже говорила, что всегда ночую дома.

Она держалась за закрытую половинку двери, и ему тоже захотелось за что-нибудь зацепиться или к чему-нибудь привалиться.

— То есть тебе вдруг захотелось заняться сексом в полной темноте, так?

До стены далеко: руки не хватит. Пришлось все же скинуть ботинки и пройти в ванную.

— А у тебя какая-то проблема с этим?

Он увидел Настю в зеркале. Она снова замерла в дверном проеме, точно вставила в раму свой портрет в полный рост. Дурацкое сравнение, но и вся ситуация казалась ему более чем дурацкой.

— Сейчас никакой. Но я не хочу, чтобы ты становилась моей проблемой утром.

— Не стану. Я уйду до твоего возвращения. Не переживай.

Иннокентий уже намазал щеку пеной для бритья и все равно обернулся.

— Тебе захотелось разнообразия или у тебя никого нет?

Она не улыбнулась и даже рта не скривила. Ответила просто и ровно:

— Я хочу сделать это с тобой. Вот и все. Давай уже брейся, а то я действительно передумаю. Такое чувство, что я тебе навязываюсь.

— Не обижайся, — он выхватил бритву из стаканчика, но снова обернулся. — Просто вот так, на одну ночь, у меня за бесплатно никогда не было. Я как бы всегда делил девушек на две категории: которым нужны отношения и которым нужно подзаработать. Таких, которым просто был бы нужен от меня секс, я еще не встречал.

— Значит, я буду у тебя первой такой.

Он усмехнулся белым, как у клоуна, ртом:

— Я не стану спрашивать, который я у тебя по счету.

Она продолжала держать лицо:

— А я бы все равно не сказала тебе правду.

— Ну да, — он все никак не мог выпрямить рот. — Каждый кто не первый, тот у вас второй.

— Будешь вторым, раз тебе так хочется.

И вот наконец у Иннокентия получилось перестать гримасничать:

— Да мне реально пофиг. Забери с дивана подушку и иди в спальню. Свет по твоему усмотрению. Я могу и на ощупь.

— А, может, я хочу посмотреть, как ты бреешься? Нельзя?

Он резко отвернулся, чтобы незаметно выдохнуть. Надо было остаться у Моники! Да плевать на ее мужика — отшил нормальную бабу. Эта малолетка мозг вынесет за одну ночь так, что завтра работать не сможет!

— Откуда у тебя шрам?

Он остановил бритву на середине щеки и выплюнул в свое отражение:

— Порезался.

Настя молча вышла из дверной рамы и свернула в сторону гостиной — пусть ждет в спальне, а то у него еще прошлые порезы не зажили. Что ей надо? Роль новую на себя примерить? Актриса? Или парню своему насолить? Ну, это ведь будет самым простым объяснением такому ее дурацкому поведению. Приставать к мужикам не умеет, вот и устроила стриптиз. Но если это так…

Иннокентий даже бритву в раковину бросил, так и не коснувшись второй белой щеки. Если это так, то он по-взрослому должен уйти спать на диван и дать девочке возможность выплакаться. Ну, может, попытаться успокоить ее парой слов. Вдруг расскажет подробности, тогда можно будет даже совет какой-нибудь дать… Хотя какой тут совет, когда у самого нервы обнажены…

Он снова схватился за бритву, уставился в свои собственные глаза — нет, мужик, ты свиньей не будешь. Девка потом сто раз пожалеет, что пустила тебя в святая святых. Завтра она уйдет к маме и вся эта дурацкая ситуация останется лишь пустым воспоминанием. Один придурок уже сделал ей больно, ты не станешь следующим.

— Настя, — он остановился в дверях спальни. Тянуть ни к чему. Надо просто рубить с плеча: — Кинь мне подушку, пожалуйста. Я на диван пойду.

Тишина. Потом шелест постельного белья. Щелчок выключателя. И на прикроватной тумбочке вспыхнул ночник. Настя сняла футболку, но сейчас спрятала от него грудь в одеяло.

— Не обижайся на меня. Ты классная девчонка. А он дурак. Думай об этом в таком ключе. Будет легче.

Тишина. Только шелест одеяла, которое Настя отпустила, чтобы исполнить его просьбу. Иннокентий поймал подушку.

— Спасибо, Настя.

— Спасибо, Кеша, — сказала она почти что полным шепотом. — Я знаю, что он дурак. Но это не имеет к тебе никакого отношения.

— Не имеет, конечно, — сказал он, поняв, что Настя замолчала насовсем, потому что улеглась на подушку, натянув одеяло до самого носа.

Но тут она вдруг повернула к нему голову:

— Мы давно расстались. Но я не смогла его забыть. Я подумала, что если…

И она отвернулась и продолжила, смотря на теплую ткань абажура ночника:

— Если я пойму, что можно и с другим, то мне станет легче.

Иннокентий сглотнул. Громко. Ком показался ему безумно горьким. И он вдавил подушку себе в грудь.

— Так про второго ты не лгала?

Она не обернулась, но сказала достаточно громко:

— Я никогда не лгу.

— Настя, так не делают. Может, стоит подождать, когда влюбишься опять, а?

Он увидел, как она мотнула головой.

— Почему?

— Это больно. Не хочу больше.

— Настя, в жизни много чего больно. Ты спрашивала про шрам. Так вот… Мы разбились в отцом в лобовом. Он был за рулем и чудом повернул машину так, чтобы хотя бы у меня был шанс выжить. Чудом я выжил.

Она повернула голову, но не подняла ее с подушки.

— Думал, никогда за руль не сяду. Но, как видишь, сел. Три года прошло, а я все трясусь, проезжая место аварии. И на кладбище еще ни разу не был. Не могу. Знаешь, это как обманывать себя — ну, типа, он уехал, но еще вернется… Настя, — он зря позвал, она и так смотрела на него очень внимательно. — Все будет хорошо. Краска с волос смоется. Ты снова будешь собой. Обязательно будешь.

— Ты сигареты купил? — спросила она так неожиданно, что Иннокентий еще сильнее прижал подушку к груди.

— Знаешь, не было. И мне как-то курить даже расхотелось. И шоколадки не было. Это уже плохо. Но можно пережить.

Настя продолжала смотреть ему в глаза, и он опустил свои. Отвернулся и шагнул за порог спальни.

— Кеша!

Он остановился. Выпрямился.

— Кеша, почему ты передумал?

Он обернулся.

— Потому что ты классная девчонка, — и даже улыбнулся. — А с классными девчонками очень тяжело на утро расстаться. А я не готов к отношениям. Если хочешь знать, я сегодня разошелся с девушкой, с которой был три года, поэтому и приехал домой. У нее уже год оказался другой.

— У него тоже была другая, — пробубнила Настя уже в подушку.

И Иннокентий, швырнув ту, что держал в руках, на кровать, присел с ней рядом и притронулся к Настиному плечу.

— Если хочешь плакать, плачь. Но лучше не надо, слышишь? А хочешь, я сбегаю в магазин за шоколадкой? Фазера нет, но я куплю Милку, хочешь?

— Не надо, — буркнула Настя.

— Надо, Настя, надо… Я быстро.

Она приподнялась на локтях.

— Там же дождь?

— Полгода плохая погода, полгода совсем никуда… — пропел Иннокентий и поднялся. — Зонтик возьму. Смотри, не засыпай!

И он действительно взял зонтик, но не раскрыл. Моросило и не было ветра, поэтому он не прятал, а наоборот с удовольствием подставлял ветру лицо. С души вдруг как камень свалился. Он перепрыгивал лужи, точно мальчишка. Безумная легкость овладела им. К черту секс! Понять, что ты не ошибся в девушке, намного круче!

— Вам помочь?

Продавщица все та же. С той же осуждающей гримасой.

— Нет, я в порядке.

И он действительно был в порядке. Во всяком случае в том, в котором желал быть, а не в том, о котором подумала тетка. Он бросил в корзину пару шоколадок, перешел к хлебному стенду, прощупал все оставшиеся булочки и остановился на свердловских слойках, затем отправился к холодильнику за йогуртами и сыром. Масло должно быть дома. Нормальный завтрак — про кафе можно забыть. Лишней минутой сна они не должны жертвовать. Заглянул в заморозку, взял пачку самых дорогих пельменей, чтобы Настя могла пообедать, если вдруг задержится. Вернулся на кассу. Тетка пробила все с непроницаемым лицом. У него, наверное, оно тоже было неприветливое, и кассирша никак не прокомментировала нынешнюю покупку, хотя в ней имелась зубная щетка.