Дикарь (ЛП) - Шеридан Миа
— О… Ты запомнил. В основном весной, летом и осенью. Я сопровождаю людей на охоту или просто в поход. В холодные месяцы желающих становится совсем мало, но я беру с собой любителей зимней рыбалки, лыжников и так далее. Но я умею экономить, так что я справляюсь и без сильного наплыва клиентов. В конце концов, всегда можно найти подработку. Но… ты об этом не спрашивал. Так что, да, я привожу сюда людей для своей работы. Чтобы насладиться душераздирающей красотой природы, — закончила она, слегка наклонив голову, и ухмыльнувшись.
«Есть слово, обозначающее такой наклон губ… но какое? Это какая-то особенная улыбка… Харпер пыталась быть забавной? Так?»
Она много говорила и переходила от одной темы к другой. Поспевать за ней было трудно. Лукасу постоянно приходилось мысленно возвращаться к тому, что она сказала, чтобы понять, что следует ответить.
— Ты не веришь, что красота природы наполняет душу человека? — наконец спросил он.
Харпер удивленно посмотрела на него.
— О. То есть, нет. Я имею в виду, да, верю. Просто мне показалось, что я зря это сказала. Что это выглядело глупо. Но… находясь в глуши, во мне появляется ни с чем несравнимый покой. Так что, я прихожу в лес одна, когда мне становится тоскливо. — Она быстро взглянула на него и перешагнула через камень, торчащий из снега. — А что насчет тебя? Красота природы наполняет твою душу?
Харпер улыбнулась ему — такая красивая, — и все мысли разом покинули голову Лукаса. Он отвернулся, чтобы взять себя в руки и сконцентрироваться.
Он думал о том, что больше всего любил в природе, в его доме… долгие летние дни, когда его живот был полон свежей рыбы и сладких ягод, а кожа теплой. То, как светлячки вспыхивали в волнистой синеве еще не наступившей ночи, то, как волки пели любовные песни своим подругам, их голоса поднимались высоко к ясной и полной луне, так красиво, что весь лес останавливался и замирал, чтобы послушать. То, как суслики смеялись своими зубастыми ухмылками, доставляя друг другу неприятности и подшучивая друг над другом, и то, как птицы приветствовали утренний свет, радуясь и благодаря за новый день.
Но он также думал о холоде, пронзавшем его кости, об одиночестве, которое ощущалось, как тёмная яма печали, широко зияющая, о диких свиньях с их безумными глазами и леденящими кровь криками, и об ужасной боли от голода.
— Наполняет? — наконец сказал он низким и тихим голосом. — Нет. Но она спасла меня. И… наказала. Если есть вещи, которые могут наполнить мою душу, я их еще не нашел.
«Ещё — обнадеживающее слово», — подумал Лукас и удивился, поняв, что у него ещё есть надежда. Хоть и немного.
Харпер довольно долго молчала, и когда Лукас взглянул на неё, то увидел странное выражение на её лице. Она смотрела на него по-новому, иначе… Он не мог подобрать слов, чтобы описать этот взгляд. Возможно, он сказал слишком много? Но она не выглядела расстроенной, скорее удивленной… с примесью чего-то, что он также не мог передать словами. Лукас отвернулся, притворяясь, будто раздумывает, в каком направлении идти, хотя точно знал путь.
— Как бы то ни было, я… надеюсь, ты найдешь это. То, что наполнит твою душу.
«Или, может быть, большая часть моей души мертва».
Но он не произнёс этого вслух. Это было то, о чем он думал в своем самом сокровенном «я». То, чего он боялся. Часть его была украдена, и он уже никогда не сможет её вернуть.
— В любом случае, — продолжала она, когда он замолчал, — ты прав. Природа красива, но при этом жестока. Я тоже это знаю.
Он задумался над тем, чем она занималась.
— Значит, ты разыскивала машину? Так вот почему ты ходила сюда? Именно поэтому ты здесь работаешь?
«Я бы так и сделал, — подумал он. — Если бы моя семья была где-то здесь, живая или мёртвая, я бы тоже стал их искать».
Она остановилась, и он тоже, повернувшись к ней. Её глаза были широко раскрыты, а рот немного скривился. Она посмотрела в сторону, а затем снова на него.
— В общем, да — сказала очень тихо, быстро оборвавшись в середине фразы, которая прозвучала так приглушённо, словно что-то мешало ей говорить. Ему показалось, что он увидел слёзы в её глазах, и его сердце забилось чаще.
«Только не плачь. Не выгляди такой грустной».
— Вообще-то, никогда… наверное, я никогда себе в этом не признавалась, но… да. Я искала обломки с тех самых пор, как стала достаточно взрослой, чтобы ходить сюда одной. Эта работа по сути лишь способ заработать деньги.
Она помолчала.
— Мне нужно двигаться дальше, понять, что делать со своей жизнью, но я словно хожу по кругу, будто я в ловушке. — Она тихо засмеялась, но это не было похоже на обычный смех. Он звучал печально.
Лукас посмотрел на её красивое лицо и медленно выдохнул. Неожиданно он вдруг понял эту женщину, и почувствовал себя… человеком, нежели животным. Мужчиной.
— Я знаю, каково это ощущать себя потерянным, — сказал он.
Это отличало его от животных. Для них лес был домом, а для него — нет.
Харпер встретилась с ним взглядом и, казалось, пространство между ними залил солнечный свет. Невидимый, но приятный и тёплый. Шёпот внутри него стал сильнее, превращаясь… в мелодию. Лукас никогда не чувствовал этого раньше. Он не знал, что и думать, но ему это нравилось. Она ему нравилась.
Листья шуршали вокруг них, ястреб заметил мышь и спикировал на свою атаку, опускаясь низко, а затем устремляясь обратно в небо. Хищник закричал. Его обуревал гнев. Его обед ускользнул.
— Сколько тебе было лет, когда ты начал жить здесь в одиночестве, Лукас? — спросила она.
Он уставился на неё, инстинктивно желая проигнорировать вопрос, возможно, солгать. Обезопасить себя. Теперь Лукас понимал, что его приучили так мыслить, манипулируя и запугивая. Но имеет ли значение, ответит он честно или нет? Прежде чем он сумел всё это обдумать, произнёс:
— Около восьми, я думаю.
У неё отвисла челюсть.
— Около восьми? — Она покачала головой. — Это невозможно. Лукас… это незаконно. Тебя буквально бросили. Кто-то должен ответить за это.
— Теперь уже слишком поздно. Это ничего не изменит.
«Я тоже виноват».
Она задумалась на мгновение, а затем покачала головой.
— Наверное, нет, но только это кажется неправильным вообще ничего не делать. Даже если ты не собираешься привлекать закон… ты должен…
— Что? Что же мне делать? Что бы ты сделала?
Она взглянула на него, закусив губу. Наконец, она вздохнула.
— Ну, ты можешь проклинать Бога, я думаю. Обычно это мое лучшее решение. Делать это очень громко и с большим возмущением. — Она одарила его быстрой улыбкой, которая тоже была немного грустной.
