Моррис Ренек - Сиам Майами
Она уставилась в пол, не зная, смеяться или плакать.
— Подлец Зигги, — она улыбнулась самой себе, — а ведь он меня раскусил! — Она шагнула вперед, продолжая смотреть в пол, и, проходя мимо него, в последний момент вскинула удивительно безмятежное лицо, чтобы поцеловать его. Исходивший от нее несвежий запах замедлил его реакцию. Секундного промедления оказалось достаточно, чтобы она насторожилась, отступила и рассмеялась. — Для поцелуев я и то больше не гожусь, — заявила в пустоту. В ее голосе впервые прозвучала чувственная нотка. И в этом не было никакой нескромности, интимной наигранности. Былые утехи не оставили на ней клейма, она была сейчас преисполнена добродетели. И в то же время держалась совершенно свободно, что только усиливало ее привлекательность.
Он испытывал угрызения из-за того, что оказался не на высоте. Она не предлагала ему своего тела, иначе объятия и поцелуи стали бы неизбежностью. Действовала несколько застенчиво, таилась от него, на ее предложение следовало отреагировать только прямо и честно. В этот момент он и дал слабину. Она сразу вспомнила весь свой печальный опыт, контакт стал невозможен. Он потянулся к ней, вместо того чтобы заговорить, и она остановила его:
— Не надо таким способом извиняться.
Он не собирался извиняться. Только хотел дать ей понять, насколько привлекательнее она для него сейчас, но не знал, как это сделать.
— Со мной что-то не так? — Она имела в виду последние мгновения, а казалось, что речь идет о далеком прошлом.
Ее глаза требовали ответа. Его уязвило, что в них не осталось ни капли желания. Она холодно смотрела на него. Он не смог бы ей соврать, даже если бы захотел.
— От тебя пахнет, как от моего дедушки.
Она так расхохоталась, что была вынуждена опереться о стену, чтобы не упасть. Ее лицо потеплело от воспоминаний.
— Знаю, что ты хочешь сказать. От моего пахло, как от бочки с уксусом.
Казалось, она собирается продолжать в том же духе и уже разинула рот, но вместо слов раздались бурные рыдания. Она от стыда стиснула зубы, чтобы скрыть свою слабость, но рыдания были так неукротимы, что зубы сами собой разжались и плач вырвался наружу. Попыталась успокоить себя разговором, но потерпела неудачу. Ее глаза смотрели беспомощно. Она отвернулась к стене. Удивляло горе, от которого содрогалось все ее тело.
Он шагнул к ней, собираясь утешить, но она, замотав головой, велела ему не прикасаться к ней. Это был недвусмысленный приказ, хотя она не смотрела в его сторону. От слез ее лицо не столько покраснело, сколько потемнело. Обращаясь к стене, она проговорила:
— Я рада, что ты так поступил.
От этого признания Барни стало только хуже.
Она была начеку, и он не мог к ней приблизиться. Теперь она могла говорить, правда, со всхлипами. Ей было невыносимо оставаться бессловесной, поэтому она пыталась описать свое состояние:
— У меня не осталось ничего личного. Раньше, когда я шла к мужчине, мне приходилось преодолевать минное поле всяких чувств. Но теперь интимности не существует. Вокруг меня ничего не осталось. Мужчина берет меня просто так, это бессмысленно и страшно. Ты понимаешь? Все превратилось в механический процесс. Как это печально! Помоги мне вернуться к себе самой. Раньше я все так сильно чувствовала. — Она вытерла глаза тыльной стороной руки. — Но это продолжалось совсем недолго. Мне нужна тайна, скрытая моя жизнь, иначе я умру.
Она вобрала голову в плечи и попыталась опуститься на кровать. Покрывало поползло вместе с ней на пол, и она, не сопротивляясь, рухнула коленями на пол. Ее голова упала на кровать. Она так и осталась коленопреклоненной. Ему пришлось подойти совсем близко, чтобы по дрожи ее плеч понять, как горько она рыдает.
Глава 8
— Направь на нее обычный свет! — крикнул импресарио из темного зала осветителю на балконе.
Барни наблюдал за происходящим из первого ряда. Сиам стояла на сцене в будничном платье, позволяя им пробовать все варианты освещения.
— Нет, — решил импресарио, — обычный свет рассеивается. — Что там у тебя еще в запасе?
— Ничего, — отозвался осветитель.
— Сиам, — велел импресарио, — пройдитесь, переберите в памяти свои номера, а он пускай зафиксирует режимы.
Сиам ушла в угол сцены и энергично вернулась на середину. Оттуда она сказала:
— Я начинаю с «Дай мне, дай мне». Громкая, звучная вещь. Потом смещаюсь на авансцену, вправо. — Прожектор следовал за ней. — Отсюда я затягиваю балладу.
— Интенсивность освещения? — спросил ее импресарио.
— Четвертая, — откликнулась она.
— Давай четвертую! — скомандовал он осветителю.
Свет стал резче.
— Хорошо, — одобрил импресарио.
— При четвертой мое лицо выглядит не так резко, если я подниму голову. — Сиам немного изменила посадку головы. — Годится?
— Это вам не идет, Сиам. Слишком манерно. Давай пятую! — крикнул он осветителю.
— Так лучше? — спросила ярко освещенная Сиам.
— Годится, — ответил импресарио без особой уверенности.
— Как ты считаешь, Барни? — раздалось со сцены.
— Ты понравилась мне при четвертой.
Сиам кивнула.
— Для баллады поставишь четвертую, — решил импресарио.
— Потом начинается фольклорная смесь: «Амори пицца пай», «Дэнни Бой». Тут нужна быстрая смена света. Пускай он пляшет!
— Даже для «Дэнни Боя»?
— Особенно для него.
— Фольклор на шестой. — Импресарио посмотрел на часы.
— Дальше начинается главное.
— На следующий номер — полное освещение, — распорядился импресарио и сказал Сиам: — У нас мало времени, лучше вам поторопиться.
Сиам подошла к пюпитру с перечнем песен и просмотрела весь список. Сосредоточенность на работе придавала ей сил.
— Давайте займемся последним номером. Это очень важно.
Импресарио заглянул в собственный список.
— Вы имеете в виду последний номер отделения или вообще заключительный?
— Вообще заключительный: «Поцелуй меня разок, и ты тоже целуй меня».
Барни чудилась музыка даже в том, как она произнесла название песни. Эта вещь была ей особенно близка. Он видел, что она отвечает ее душевному состоянию. Чем больше он наблюдал за Сиам на репетиции, тем большее впечатление производил на него ее профессионализм. Она трудилась увлеченно, забыв про все капризы. Он бы не удивился, если бы она призналась, что не испытывает при этом сильных эмоций. На сцене она превращалась в совсем другого человека: становилась зрелой молодой женщиной, получающей удовольствие от происходящего и от собственной энергии, которую она источает просто так, без всяких усилий.
