Михаил Камалеев - 17 оргазмов весны. Маша Онегина

Я вскочил, схватился руками за решетку и начал ее раскачивать. Я не знаю, на что я рассчитывал, но ничего не делать я не мог. Внутри все кипело, я разрывался от безвыходности. Нужно, конечно же, выйти на улицу, поискать во дворе что-нибудь, чем разломать замок. Нужно было бежать отсюда, быстрее бежать.

– Машенька! Это неправда! Я не бросал тебя! И я тебя люблю! Сейчас я придумаю что-нибудь, я тебя вытащу отсюда, мы поедем домой и все будет хорошо!

– Нет. Я с тобой не поеду. Мне нельзя. Ты злой и бедный. У тебя нет денег на мои лекарства, а я очень сильно болею. Виктор Алексеевич обо мне заботится, он меня кормит, дает мне лекарства, он добрый. А ты злой. Мне нельзя тебя вспоминать. Мне здесь очень хорошо. Я не поеду с тобой. Ты меня бросил. Ты меня не любишь. Я буду жить здесь, потому что здесь мне хорошо. Виктор Алексеевич обо мне заботится. А ты меня бросил. Я не поеду с тобой. Мне нужны лекарства. А ты бедный. И ты злой. А здесь мне хорошо. Мне здесь удобно. Мне так удобно.

МНЕ.

ТАК.

УДОБНО.

Я нажимал на курок до тех пор, пока у меня не свело руку. Как и почти все за последний год, это было совершенно необъяснимое и бессмысленное действие. В пистолете оставалось всего три патрона, да и первым же выстрелом я попал ей прямо в лоб, после такого не выживают. Тем не менее, я «стрелял» до тех пор, пока не свело руку.

МНЕ.

ТАК.

УДОБНО.

Три слова, которыми год назад она объяснила, почему не бросает меня, хотя и не любит. Всего три слова, которые довели меня до полной потери контроля над собой. Я даже не помню тот момент, когда я начал стрелять – сознание включилось лишь тогда, когда правой руке стало больно.

И теперь я, только что убив свою погибшую год назад жену, стоял в этой маленькой ужасной комнате без окон и даже не видел перед собой ее тела. Я видел лишь проблему: я в доме наркодилера, с оружием в руках, рядом со мной два трупа, на всей мебели мои отпечатки пальцев. И совершенно непонятно, что делать дальше.

А Маша…

А Маша Онегина погибла год назад при невыясненных обстоятельствах. У меня даже есть свидетельство о смерти.

@@@

В полной темноте я шел вдоль леса по обочине дороги, соединяющей Краснозаводскую с остальным городом. Был третий час ночи, все водители автобазы, приняв дежурные сто пятьдесят за ужином, уже давным-давно спали в своих квартирах, поэтому дорога была совершенно пустой. А кроме машин автобазы в эту сторону и так редко кто ездил, а уж тем более в такое время. Такси вызывать я не стал, чтобы не было лишнего свидетеля.

В сумке у меня на плече лежали все найденные в доме барыги деньги [около двадцати тысяч долларов], пара блоков сигарет и несколько бутылок дорогого алкоголя из его бара.

С моста через реку, отделяющую Краснозаводскую от соседнего района, было хорошо видно почти все немногочисленные дома этого нелепого местечка: вот несколько трехэтажных кирпичных бараков, вот здание котельной, а вот и те частные домики, среди которых затерялся и тот, откуда я недавно вышел. Огня еще не было видно. Дом капитальный, кирпичный, сначала дочиста выгорит изнутри, а уж только потом пламя прорвется через окна. Да и никто в этой глуши до утра, когда пора будет разбредаться по своим заветным похмельным местам, и не заметит пожара.

В гараже возле дома я нашел десятилитровую канистру бензина, и еще литров двадцать слил из бака стоявшей там же машины. Возможно, в гараже были и какие-нибудь инструменты, которыми можно было бы сломать замок и открыть решетку в дальней комнате, но уже в любом случае это бессмысленно. К тому же, я нашел ключ от этого замка – он висел на стене, возле которой я сидел, я просто его не увидел сразу, потому что все время смотрел только на Машу.

Все бессмысленно. Все бесполезно.

Всего через несколько часов я поеду по своим рабочим делам, а потом с родителями – на кладбище. Теперь это, наконец, имеет хоть какое-то значение – Маши Онегиной действительно больше нет. И я это знаю лучше всех.

А завтра утром я уже буду в Москве, приеду в офис, напишу заявление об увольнении по собственному желанию, соберу все свои немногочисленные вещи и уеду за пределы моей бескрайней, великой и глупой Родины. У меня шенгенская виза пропадает! А сколько есть безвизовых стран?! И денег у меня – миллионы.

В этом нет никакого смысла. Это просто исполнение желания бежать, бежать, бежать, бежать, бежать, бежать без оглядки, не останавливаясь и не раздумывая. И если остановишься хоть на секунду – навсегда останешься под завалами собственной боли и бесконечной ядовитой тоски, разъедающей изнутри.

@@@

Я не буду просить у тебя прощения, Маша. Разве мертвым не все равно? Я сам так и не смог тебя простить. И никогда не смогу. Давай оставим все как есть: ты будешь трагически погибшей в молодом возрасте красавицей, а я – страдающим и много пьющим вдовцом. Только теперь это будет уже по-настоящему.

Мне так удобно.