Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии

— Вы прикажете бросить меня в тюрьму после того, что я вам скажу, но я ненавижу вашего отца. Я…

— Замолкни, — закричал на него один из стражников.

— Да, я ненавижу его, — закричал мальчик. — Я его ненавижу так, что иной раз хочу даже, чтобы он умер!

Кэтти и Нидия всплеснули руками.

— Тивон, — прошептала Нидия. Обе девушки замерли в ужасе, ожидая, что на это скажет принц. Гяова мальчика поразили всех, как удар молнии.

— Тивон, ты не должен так себя вести, — сказала Пичи. — Ты не желаешь смерти короля. Скажи принцу, что ты все выдумал.

— Нет, — ответил Тивон. — Я ничего не выдумал. Мне хотелось бы, чтобы змея укусила короля!

Пичи взглянула прямо Сенеке в глаза.

— Не слушай его, — сказала она ему. — Ему ведь только еще семь лет, Сенека. Он совсем мальчишка. А они такие рассеянные в этом возрасте и не понимают, что говорят.

Сенека стоял, широко раскрыв глаза, и пристально рассматривал пастушка.

— Твоя принцесса защищает тебя, Тивон. Если ты, действительно, стоишь того, чтобы тебя защищали, то я прощу тебя, но если нет, то я прикажу наказать тебя.

Пичи взяла Сенеку за руку.

— Сенека…

— Тивон, ты понимаешь, что твое пожелание смерти короля можно расценить как акт измены против короны Авентины? — спросил Сенека.

Тивон кивнул головой и поднял вверх свое худое личико.

— Да, я знаю, сэр.

— В таком случае ты не настолько наивен, как это представляет принцесса. Ты не достоин ее защиты, поэтому ты будешь наказан. Но пока я придумаю для тебя меру наказания, ты, как я и говорил, вернешься к своему стаду немедленно. Ступай!

Тивон покинул комнату. Его шаги эхом отдавались на лестничной площадке.

Сенека посмотрел на Кэтти и Нидию.

— Вы будете молчать, о чем болтал мальчишка. Если вы только о чем-нибудь заикнетесь, то я непременно узнаю. А теперь оставьте нас одних.

Служанки послушно закивали головами, раскланялись и поторопились покинуть комнату.

То же самое Сенека сказал стражникам:

— Держите язык за зубами! И ступайте, помогите мальчишке закопать животное.

Когда стражники удалились с мертвым барашком, Сенека повернулся к Пичи. Он очень удивился, увидев закипавшую в ее глазах ярость. Она тяжело дышала, грудь ее высоко вздымалась. И… от этого она становилась еще красивее и желаннее.

Внезапно у Сенеки появилось непристойное желание овладеть ею прямо здесь, на пыльном полу этой грязной комнаты.

Он стоял напротив нее, тяжело глотая слюну и стараясь побороть себя.

— Ты должна понять, что все то, что сказал Тивон, — это не только оскорбительно, но и, с точки зрения законов Авентины, противозаконно. Так что ничего не повлияет на мое решение наказать его.

— Что ты собираешься сделать с ним, — спросила Пичи. — Прикажешь побить?

— В мои намерения не входит побить его, Пичи, — сказал Сенека.

— Я… Я не смогла спасти его барашка. А теперь у них никого нет…

Сенека разглядел слезы на глазах у Пичи.

— Почему Тивон ненавидит твоего отца? — спросила она.

— Это тебя не касается, — ответил он. — Ты мне очень сейчас не нравишься, — закончил он.

— А ты мне такой тем паче, — подхватила она. — Меня от тебя мутит.

— Меня твои чувства ко мне не интересуют, — парировал Сенека.

— В тебе, должно быть, много хорошего, Сенека, но это никогда не выходит наружу.

Он одарил ее свирепым взглядом. Она ответила тем же.

— Когда ты меня поцеловал сегодня утром, я даже подумала, что для меня этого слишком мало. Я подумала тогда, что небеса сошли на землю. И я знаю, что ты один-единственный, кто заставил меня так чувствовать. Я действительно хочу быть твоим другом, Сенека. Я влюбилась в тебя, Сенека. Это факт. Но пока я не разберусь в своих чувствах, я ничего не смогу дать тебе.

Она оглянулась и продолжила.

— Ты сам разрешил мне принести барашка сюда, в эту комнату. Ты мог всех выставить наружу, за пределы замка, но ты всех нас привел сюда. Это было самое лучшее, что ты мог сделать для нас.

Ее слова умерили его гнев. Но он не хотел подавать вида и внешне оставался сердитым. Этого требовала ситуация.

— Мой разум запрещает выпрашивать твою любовь. Это — твоя обязанность.

Она пристально посмотрела на него и сказала:

— В народе говорят, что нет ничего труднее, чем достучаться до разума.

— Вот я тебе и советую, не делай этого.

— Не буду.

— Мудрое решение!

— Я попробую достучаться до твоего сердца. Если получится, то тогда уж и до разума достучусь. Сердце без разума, как и разум без сердца, не существует.

Сенека не оценил логики сказанного.

— Пичи…

— Хватит меня учить, Сенека. Я знаю о своих обязанностях. Прежде, чем я умру, ты получить мою любовь. Возможно, я никогда не дождусь твоей любви, но мою — получишь, как только я почувствую ее. Не сомневайся, это будет сильная любовь, я никогда наполовину ничего не делаю. Более того, это — моя любовь, и кому хочу, тому ее дарю. А вообще, ты знаешь, что жизнь без любви — это не жизнь вообще.

— Ты уже закончила?

— Как видишь!

— Очень хорошо, иди прими ванну, почисти зубы и надень что-нибудь поприличнее, чем это атласное бальное платье. Я на сей раз прощу тебе твое ужасное поведение, но это — в последний раз.

А Пичи не понимала, за что он должен был ее простить. За то, что она хотела оказать помощь бедному животному?!

— А в свою очередь, я благодарю тебя за то, что считаешь меня полным идиотом.

— Никто не считает, Сенека.

Ее сарказм привел его в бешенство. Какой это дьявол вселился в него?! Но всем видом он старался не выдавать своих эмоций.

— Ты спокойно отдохнешь после обеда. Мне придется обедать с советниками отца, а ты будешь обедать у себя. Но я буду ждать тебя у себя в покоях в девять часов. И не заставляй меня ждать.

С трудом сохраняя на лице маску безразличия, он удалился.

Глава 5

Пытаясь согреться, Бубба зарылся в стог сена. В темноте он не мог видеть своей тетушки, но он чувствовал, что она где-то рядом. Соломинка щекотала ему нос. Он поморщился, затем привстал и вынул из своей сумки птичку, которую он нашел, пока тетушка Орабелла не видела. У птицы было подбито крыло, и Бубба знал, как его вылечить.

— Я же говорил тебе, тетушка Орабелла, — сказал он. — Не я ли тебе сказал, что кузина Пичи стала принцессой. Ты гордишься этим?

— Заткнись, — закричала на него тетушка Орабелла. По ее лицу бегали насекомые. Где-то рядом запищала мышь… А еще… запах. Орабелла была уверена, что этот запах она узнала бы всегда и везде.

Узнав о том, что Пичи стала принцессой, Орабелла пришла в ярость. И ярость эта не проходила, а, наоборот, все усиливалась. Орабелла рассчитывала, что она вернется в Северную Каролину, поселится в домике Макги и присвоит себе золотоносный ручей. Но, кто знает, вернется ли или не вернется когда-либо эта проклятая девчонка к себе домой? Может, когда-нибудь ей взбредет в голову мысль навестить своих соседей Макинтошей? Нет, девчонка должна умереть. Другого выбора не было.