Памела Робертс - Дороже всех сокровищ
— Ну, в общем… — Молли замялась.
— Что тебя смущает?
— Не хочу оставаться одна. Можно, я с тобой поеду? — поколебавшись, спросила она.
— Но почему? Я думал, тебе тут нравится…
— Ода, очень. Но…
— Что «но»?
— С тобой я чувствую себя увереннее.
Барри засмеялся. Потом слегка нахмурился.
— Я, безусловно, польщен твоими словами.
Но, Молли, малышка, тебе надо постепенно приучаться обходиться без меня.
— Почему? Ты… ты тоже собираешься бросить меня? — Голос ее задрожал.
Он тут же обнял ее за плечи и, смеясь, прижал к себе.
— Вот поэтому-то, наверное, я и предпочитаю мужчин. Женщина всегда остается женщиной. Вечно болтает глупости. Ну подумай сама, почему я должен тебя бросать?
Она шмыгнула носом.
— Н-не знаю… Меня все бросают…
Барри повернул ее лицом к себе, взял за подбородок и попытался заглянуть в глаза. Было уже слишком темно, но он и так прекрасно знал, что увидит в них слезы отчаяния и горечи.
— Прекрати, малышка, прекрати. Не стоит переносить на все человечество вину одного мужчины. Да, Кларенс поступил как самый обычный негодяй, но далеко не все люди таковы…
— О, я имела в виду не только его. Вспомни о моей матери. Ведь когда она уходила от отца, то должна была ясно отдавать себе отчет в том, что покидает также и меня. Потому что я никогда бы не согласилась иметь дело с человеком, который так обошелся с ним. И она знала это. Точно тебе говорю. Ведь я всю жизнь была папиной дочкой. Конечно, ее я тоже любила, но отца… отца просто боготворила. И заметь, что только он и оправдал мою веру, мои ожидания. Он, несмотря на разбитое сердце, сумел продержаться, пока я не встала на ноги.
— Ну вот видишь. А говоришь, все тебя бросают. Отец-то не бросил. И еще один человек…
— Еще? — удивилась Молли, потом догадалась:
— А, ты имеешь в виду себя. Да, конечно, но ты, Барри, мой друг. Так ведь? Правда?
— Конечно, правда. Как ты можешь сомневаться во мне? После всего, что мы с тобой вместе пережили. После того как ты мне помогла…
Молли положила голову ему на плечо, сглотнула заново подступившие слезы и вздохнула.
— Я не сомневаюсь…
— Но я говорил не о себе.
— Да? А о ком же?
— Нет, я ничего не скажу. Сама догадайся.
— Н-ну… нет, не знаю. Точно не знаю. Ты это придумал, пытаясь утешить меня.
— Вовсе нет. Разве ты уже забыла о своем пылком поклоннике? Который просадил кучу денег, тщетно взывая к тебе со страниц «Хроники Сан-Франциско». И который умудрился разыскать тебя в колледже. Ты хоть имеешь представление, сколько в нашем городе подобных заведений?
— Ах, ты о нем… — деланно-равнодушно протянула Молли, радуясь темноте, которая мешала Барри заметить вспыхнувший на ее щеках румянец.
— Именно о нем. Такая настойчивость говорит о многом. В первую очередь о том, что он достоин доверия.
— О! — Молли махнула рукой, то ли отметая его замечание, то ли защищаясь от него. — Ну и что же, что нашел? Пока нас нет, он забудет обо мне. Может, заедет еще разок в колледж, узнает, что я уволилась, и успокоится. Не думаешь же ты, что он будет продолжать розыски?
— Не то что думаю, а совершенно уверен в этом. Помяни мое слово: как только мы вернемся, он сразу объявится.
Молли пожала плечами.
— Поживем — увидим. Мы вообще сначала говорили не о нем.
— Похоже. Только я уже успел забыть, о чем.
Не напомнишь?
— О, всего-навсего о завтрашней поездке в Пелтон. Давай отправимся вместе.
— Да пожалуйста, если тебе так хочется трястись по разбитым дорогам и таскаться по магазинам, — притворно-безразлично отозвался Барри.
Но в глубине души расстроился. Он-то предполагал, что сможет заодно наконец-то позвонить Рэнди и сказать, что все в порядке, что они задерживаются, но, когда вернутся, он сразу даст ему знать. Ясно, что при Молли сделать это невозможно. А жаль!
Парень будет волноваться. Он и Так наверняка уже вне себя от беспокойства. Он, Барри, ведь обещал держать его в курсе, а сам ни разу так и не выбрал случая связаться и оставить сообщение…
Что ж, видит бог, он хотел сделать как лучше. Но Молли… Молли — его главная забота. И если она пока не чувствует себя в силах надолго оставаться в одиночестве, то придется Рэнди потерпеть.
Придя к такому выводу, Барри поднялся и потянул ее за собой.
— Вставай, малышка, отправляемся спать.
Завтра у нас много дел.
Молли легко вскочила, потянулась и с блаженной улыбкой откликнулась:
— И все приятные! Вот бы всегда жить так чтобы завтрашний день сулил одни лишь удовольствия…
Барри хмыкнул.
— Ты через полгода взбесилась бы от тоски.
Неприятности необходимы для разумного баланса. А то любая радость будет не в радость.
— Брось, не придумывай!
— Ни одной секунды, — заверил ее Барри.
— Ладно, придется поверить тебе, потому что проверить мне едва ли удастся.
— Все, Молли, довольно на сегодня черного пессимизма. Увидишь, завтра все будет иначе. Встанем пораньше, полюбуемся восходом…
— Конечно! Но, Барри, ты не должен из своей кожи лезть, чтобы развеселить меня. Правда.
Не волнуйся, мой пессимизм скоро пройдет… надеюсь… — Последнее слово она произнесла еле слышно, но Барри разобрал.
— А я не надеюсь. Я твердо уверен.
Молли легко чмокнула его в щеку.
— Точно, тебе надо было стать психоаналитиком. У тебя настоящий талант смягчать боль.
И придавать уверенности в себе.
Прошла еще неделя.
— Барри, давай, я быстро сгоняю в Пеятон?
— Зачем?
— Куплю упаковку «Будвайзера», мяса свежего, сделаем барбекю. Если хочешь, заеду к Тому и приглашу его.
— Это еще за каким чертом? — рявкнул Барри.
Молли пожала плечами.
— Просто так… Ты такой нервный последние дни. Я подумала, что тебе надоело нянчиться со мной. Что тебе нужна компания… Здесь, конечно, народу немного, но…
— Прекрати! Не пори чушь. И вовсе я не нервный. Нечего придумывать.
Разговор этот, если, конечно, подобный обмен репликами можно считать разговором, имел место за завтраком. Молли и Барри сидели за столом, на котором стояли две большие глиняные чашки с дымящимся кофе, сахарница и пустые стаканы из-под сока. Барри вытащил из кармана пачку сигарет.
— Не возражаешь?
И, не дожидаясь ответа, чиркнул спичкой, прикурил и глубоко затянулся. Выпустил дым.
Молли широко раскрыла глаза.
— Я думала, ты не куришь.
— Угу. Бросил шесть лет назад.
— Так зачем же…
— Затем! Могу я что-нибудь сделать, не отчитываясь постоянно в своих поступках? — взорвался вдруг он. — Что ты ведешь себя как мамаша? Или как любовница? Ты мне ни то и ни другое, помни об этом!
— Но… — Она отпрянула, насколько это было возможно, и съежилась, словно от страха.
