Хелена Фенн - Любовь в тени платанов

— Два бренди, — заказал Гейл, отпустив официанта прежде, чем она успела возразить.

— Ты воображаешь себя… всемогущим, не правда ли? — яростно прошипела она. — Все сам за всех решаешь, проворачиваешь свои дела, используя людей…

— Я тебя не использовал, Энни.

— А кто обманом вовлек меня в это морское путешествие? Сегодня ты использовал меня как витрину для своих деловых партнеров. Ты стравил меня с Лу Цян, не предупредив ни единым словом о ее присутствии… Я могла бы убить тебя!

— Нет, не могла бы. — Мрачный юмор в его голосе только усилил ее гнев. — Ты слишком добра, чтобы кого-нибудь убить, дорогая.

— Не смей говорить со мной свысока! И я тебе не «дорогая»! — зло выкрикнула она.

— А Лу Цян мне не любовница!

Воцарилось тяжелое молчание. Энни закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться.

— Неужели ты рассчитываешь, что я этому поверю?

Гейл пожал своими мощными плечами и спокойно посмотрел на нее, слегка вздернув подбородок.

— Судя по прошлому опыту, ты вообще ничему не веришь, — согласился он.

Энни открыла было рот, чтобы возразить, но внезапно ей показалось, что она перестала соображать.

— Но Лу Цян, похоже, считает себя таковою! — Через мгновение Энни вернулась к своему утверждению.

— Ну что ж, у нее всегда было богатое воображение… А наша с тобой проблема состоит в том, что твоя дикая ревность никак не сочетается с представлением о счастливом браке, не правда ли?

Она обхватила себя руками, несмотря на теплую духоту ночи. В воздухе стоял густой запах сосен, тысячи цикад неумолчно стрекотали в бархатной тьме на склонах. Мимо столиков прошла обнявшаяся парочка, нежно склонив друг к другу головы. Возлюбленные в лунном свете, мрачно подумала Энни. При других обстоятельствах Афины показались бы ей идеальным городом для влюбленных.

— Ревность? — произнесла она наконец. — Это всего лишь незначительная малость того, что в нас не сочетается, не так ли? По крайней мере… по крайней мере, это вполне нормальное чувство, показывающее, что кто-то за тебя переживает.

Принесли бренди. Энни задумчиво посмотрела на свою порцию, затем отпила глоток. Крепкая жидкость обожгла пищевод, немного оживив нервы.

— Если хочешь этим сказать, что я не переживаю за тебя, то ты ошибаешься, — мягко возразил Гейл. Он внимательно наблюдал за Энни поверх золотистого шара настольной лампы.

Она закрыла глаза. Надо было хоть немного привести мысли в порядок. И чувства тоже.

— Гейл, это все слова, — решительно проговорила она. Сердце у нее сильно билось, а в горле пересохло. — Необходимо подтверждать их делом, разве не понятно? Когда я в тебе нуждалась — действительно нуждалась! — тебя рядом не было. Ты был где-то очень далеко.

— Я знаю.

Она беспомощно посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, что дела для тебя значат больше, чем слова? — продолжал он внезапно помрачневшим тоном. — Боже мой, Энни, неужели ты думаешь, я сам не понимаю, что плохо поступил, покинув тебя?

Вынужденное его признание заставило ее сердце забиться еще сильнее.

— Ну, тогда… — начал было Гейл и вдруг замолчал.

Конечно, она давно уже привыкла к его циничной откровенности, но оттого, что он по-прежнему говорил честно и обезоруживающе искренне, ей все-таки стало не по себе.

— На острове Китнос я тебе сказал, — упрямо продолжал он, — что не готов был тогда взять на себя серьезные обязательства. — Он холодно усмехнулся. — И если хочешь знать правду, Энни, то меня это чертовски напугало.

— Что же тебя напугало? То, что я была от тебя без ума?

— Нет, то, что ты, возможно, считаешь, что совершила большую ошибку. То, что Фред Бакстер был прав — я ведь действительно испортил тебе жизнь тем, что ты забеременела.

— Подожди минуточку. Не впутывай в наши дела Фреда Бакстера. Он был всего лишь моим другом.

Перед глазами Энни мгновенно возник образ Фреда — карие глаза, длинные густые каштановые волосы. Как глава агентства, взявшего ее на работу еще студенткой, он высказывал крайнее недовольство ее решением уйти совсем. Тем не менее, когда Энни потеряла ребенка, он показал себя верным другом. Во время частых и долгих отлучек Гейла Фред не оставлял ее, звонил, приглашал на обед и появлялся всякий раз, когда Энни нуждалась в чьем-нибудь участии…

— По крайней мере, он всегда был заботлив и особенно внимателен после того, как у меня случился… выкидыш, а иногда даже проводил со мной свое свободное время, не то, что ты. В отличие от тебя, Фред принял участие во мне в трудное для меня время. И вообще сделал для меня намного больше, чем ты…

— Конечно, намного, — с убийственным сарказмом ответил Гейл. — Я ведь лишь встретил тебя, сделал тебя беременной и женился на тебе…

— Ребенка делают двое, Гейл, — хрипло возразила она. — И… и когда я обнаружила, что беременна, то почувствовала себя счастливой… Это было самое лучшее из всего, что когда-нибудь со мной случалось.

— А потом вдруг произошло несчастье, ты потеряла ребенка, — сухо согласился Гейл. Слегка вздрогнув, он отпил бренди и резко, со стуком, поставил бокал на стол. В его голосе прозвучала какая-то непонятная ей нотка. — Итак, самое лучшее осталось в прошлом, верно?

Самые разнообразные чувства душили Энни, мешая соображать. Она едва могла вымолвить слово.

— Гейл… похоже, ты совсем не понимаешь меня. Когда я говорю, что любила тебя, ты приплетаешь сюда Фреда Бакстера. Когда говорю, что радовалась и ждала появления на свет нашего ребенка, ты обвиняешь меня, что я вышла за тебя только для того, чтобы у ребенка был отец. Ты, видимо, никак не хочешь понять в своем тупом самодовольстве, что бросил меня в тот момент, когда я в тебе нуждалась, отчаянно нуждалась. А тем временем ты шлялся с Лу Цян по ночным клубам Гонконга, и твои фото красовались в колонках светской хроники. Неужели заботливый, любящий муж может так поступать?

— Может, если он огорчен так же, как и его жена…

Энни бросила на него недоуменный взгляд. Гейлу нельзя доверять, предупреждающе шепнул внутренний голос. Новый намек на искренность наверняка был еще одним приемом из его обширного репертуара психологических игр. Этот человек никогда не терял контроля над событиями. Если какой-то путь оказывался для него закрытым, он моментально, со скоростью вычислительной машины находил другой.

— Ты хочешь сказать, что потеря ребенка тебя огорчила так же, как и меня?

— Я не могу тебе ответить на это.

Его глаза потемнели. Отвернувшись от Энни, он стал вглядываться в россыпь городских огней далеко внизу.

Когда он снова заговорил, его голос звучал глухо.