Франсин Риверс - Алая нить
Марша изогнула бровь:
— О чем ты?
— Ты только с виду невозмутима. Я восхищаюсь твоим умением контролировать себя. Честно. Ты всегда такая уравновешенная и спокойная. Твой муж не гуляет на стороне. Твои дети чудесно воспитаны, истинные леди и джентльмен. На реке твоей жизни нет ни одной стремнины, ни одного порога, не так ли, дорогая? По крайней мере, никто этого не видит. — Мередит грациозно повертела в воздухе своей красивой, усыпанной кольцами ручкой утонченной аристократки и добавила язвительно: — И все потому, что ты объяла свет, слилась с космосом и живешь на более высокой ступени сознания, чем все мы, простые смертные. — Рука Мередит мягко легла на стол рядом с бокалом мартини, в глазах заиграло лукавство. — Скажи мне, дорогая, валиум[10] помогает?
На лице Марши проступили пятна.
— Я смело смотрю в лицо трудностям, Мередит.
— О, да, конечно. Борешься с ними, валишь их на землю и душишь простым усилием воли. Знаю, — заверила Мередит. — Я видела затравленный взгляд Тома. Представляю, если бедняга вдруг раскрепостится настолько, что наденет рубашку с открытым воротом, не исключено, что мы увидим следы укусов на его шее.
Марша сильно покраснела. На какое-то мгновение она застыла, затем медленно и с шумом выпустила воздух из легких — дыхательная техника йоги, тотчас догадалась Сьерра.
— Я предпочитаю общаться с трезвой Мередит, — с ледяным спокойствием отрезала она.
— И, конечно, с менее честной Мередит, да? — в голубых глазах Мередит мелькнуло презрение. — Реши свои проблемы, голубушка, прежде чем пытаться устраивать мои дела.
Марша поднялась с поистине царским достоинством и одарила сидящих за столом натянутой улыбкой.
— Почему бы нам всем не пообедать, дамы?
Эди — ненавистница всяческих конфликтов — мгновенно вскочила.
— Думаю, это великолепная идея.
— Мы будем рады, если ты присоединишься к нам, Мерри, — проронила Марша, забирая свою белую тенниску и парусиновую сумку с ракеткой.
— Лгунья, — небрежно бросила Мередит и глумливо подняла свой бокал. — Пью за тебя.
Сьерра последовала за Маршей в обеденный зал. Нэнси и Эди присоединились к ним. Лоррейн, предпочитая колкое остроумие богатой наследницы, осталась и заказала еще один бурбон.
— Клянусь, Мерри спивается, — заключила Нэнси, занимая свое место за столиком.
— Что, как вы думаете, будет делать Лоррейн? — вставила Эди, принимая меню от официанта.
— Будет долго мучиться и много плакать, — бросив сочувственный взгляд в сторону бара, произнесла Нэнси. — Развод — это всегда плохо, если к тому идет. Ну а если случилось так, что ты замужем за ведущим специалистом по бракоразводным процессам, то будь готова к тому, что можешь потерять все, включая детей.
— Если они нужны ему, — мягко заметила Марша. — Вы же слышали, Лорри довольно часто говорила, что со дня рождения детей Фрэнк не выказывал к ним никакого интереса.
Сьерра подумала о том, как мало внимания Алекс стал уделять детям. Когда он в последний раз играл в бейсбол с Клэнтоном или общался с Каролиной? Со времени их переезда в Лос-Анджелес она несла на своих плечах все бремя родительских забот. И если случались какие-то неприятности, например, если в табеле Клэнтона появлялись две тройки и двойка, Алекс теперь обвинял в этом только ее.
— А что вы скажете про Эшли? — спросила Эди. — Джерри потребовал совместной опеки, только чтобы досадить ей.
— Не думаю, что это правда, — высказалась Марша, закрыла меню и отложила его в сторону. — Джерри на самом деле беспокоится о детях, и правильно. Ведь Эшли откровенно одержима своей идеей похудания, а бедная маленькая Вероника как раз находится в «пухленьком» возрасте. Можете себе представить, каково десятилетней малышке, которую каждый день после школы тащат на занятия по аэробике? Вот, собственно, что происходило, пока Джерри не вмешался.
— Ну, час упражнений в день не может нанести ущерб здоровью, согласна? — спросила Эди, посматривая на Маршу в ожидании ответа. Ее собственные дети ходили на всевозможные спортивные занятия и упорно пытались от них отвертеться.
— Вред наносят не упражнения, Эди, — втолковывала Марша, словно объясняла принцип основного уравнения отстающей ученице, — а приобретение опыта насильственного выполнения того, чего она делать не хочет. Это может негативно отразиться на ее психике.
Сьерра представила повзрослевшую Веронику, которая дважды в неделю проводит по часу в кабинете доктора Уорта, исследуя мир своего «внутреннего ребенка». И все-таки, будет ли девочка вообще что-либо делать, если ее не заставлять? Разве сама Марша не требует от своих детей совершенствоваться, учиться на «отлично»? Где же разница?
— Ты вообще видела Веронику? — спросила Нэнси, грустно покачивая головой. — Единственное ее занятие — это сидение перед телевизором и неуемное поглощение кексов и всевозможных булочек вперемежку с чипсами. Она даже не умеет разговаривать как нормальные дети, просто ноет.
Сьерре стало неуютно, оттого что дружеская беседа приняла неприятный оборот, и уставилась в меню. Хотелось бы знать, обсуждают ли эти дамы и ее семейную жизнь в ее отсутствие?
Она заказала омара «термидор» и позволила течению беседы бурлить вокруг себя, не затягивая в свои глубины.
— Сегодня ты слишком молчалива, — заметила наконец Марша.
Последние полчаса Сьерра присутствовала при детальнейшем «исследовании» жизни Мередит, Лоррейн и Эшли. Собеседницы увлеченно обсуждали все мельчайшие ошибки, прошлые грехи и душевные терзания своих подружек и откровенно наслаждались процессом анализа больше, чем изысканной кухней клуба.
Сьерра взглянула в глаза невозмутимой Марши.
— Моя жизнь и так полна проблем, поэтому я думаю, что не вправе обсуждать чужие.
За столом наступило неловкое молчание, и Сьерра ощутила на себе пристальный взгляд трех женщин, обуреваемых смешанными чувствами.
Марша заморгала, глаза ее расширились от удивления.
— Думаешь, мы сплетничаем? — протянула она с осуждением в голосе.
Сьерра поочередно окинула взором всех сидящих за столом. Глаза Марши и Нэнси пылали праведным негодованием. Эди же, напротив, выглядела смущенной.
Сьерра почувствовала себя загнанной в угол. Да, иногда ее подружки вели себя как свора гончих. Конечно, все они были утонченными светскими дамами, но уже не раз обнажали свою первобытную, прорывающуюся изнутри, дикость. Они не пользуются зубами, чтобы разодрать человека на части. Им это не нужно. Эти элегантные женщины с нежными голосами ловко и с завидной регулярностью кромсают друг друга в клочья острыми словами. Неужели они не понимают, что творят?
