Пока не будешь счастлив - Анастасия Нуштаева
– Нет! Глеб! Как ты не поймешь? Невозможно помыть чистые вещи! Алине просто больше нечем нас занять, поэтому она приказывает нам убираться!
Пока я говорила, Глеб поставил ведро на пол и заправил челку. Я сочла это за победу. Но чуть не запищала от досады, когда Глеб, спокойно меня выслушав, так же спокойно ответил:
– Какие чистые? У нас даже игрушки на елке пыльные.
– Да где-е-е?!
Не дожидаясь, пока Глеб мне покажет, я развернулась и промаршировала к елке. Встав рядом с ней, я подождала, пока Глеб меня нагонит, и, приподняв одну игрушку, сказала ему:
– Ну покажи пальцем, где грязно?
Глеб растерялся. Секунду я торжествовала. Но потом вдруг поняла, что мои собственные пальцы как-то неприятно скользят. Я поднесла их к глазам. На подушечках тонким, едва заметным слоем осталась пыль с игрушки. Я смотрела на нее, чувствуя, как едет моя крыша. У нас что, стройка за окном? Откуда столько пыли за сутки?
– Вот, собственно, и она, – сказал Глеб, уяснив, на что я пялюсь.
Я медленно опустила руку и, не сознавая этого, вытерла ее о штаны.
– Глеб. Похоже, я сошла с ума.
Глеб не удивился.
– Как и все мы, – сказал он. – Как и все мы.
После я с нехарактерной для меня покорностью начала драить зал. Столы, подоконники, стулья. Елочные игрушки я оставила напоследок. Они не давали мне покоя, как приоткрытая дверца шкафа в темной комнате. Как? Как они могли запылиться так быстро?
Единственное объяснение, не логичное, но единственное, было таким: после того, как я вчера ушла, Алина обмакнула каждую игрушку в пыль и повесила ее обратно на елку. Все. Нет других объяснений, кроме разве что волшебных.
Когда мы закончили, начался обеденный перерыв. Я огляделась в поисках Алины, хотела отпроситься и пойти покушать. Но не увидела ее. Ну раз я ее не вижу, то и она меня. Можно с чистой совестью сидеть и тупить в телефончик. Хотя я знаю свою карму: Алина материализуется в пяти сантиметрах от меня, как только я его достану. Ну ничего. Она и так уже хочет меня уволить, так что терять нечего.
Я села на Машин стул и принялась проверять соцсети. Я была уверена, что эти несколько минут будут самыми спокойными за весь день. Но чем дольше я сидела в телефоне, тем хуже мне становилось.
В каждой истории, в каждом посте люди поздравляли с наступающим или рассказывали, как встретят Новый год, будто он не остался в прошлом.
Потом я додумалась обновить ленту. Ясно, что это вчерашние посты. Нечего пугаться.
Я несколько раз обновила ленту, а еще включила-выключила вай-фай и даже телефон. Ничего не изменилось. Посты были вчерашними. И они появлялись у меня на глазах.
Я все еще верила, что доверять нужно в первую очередь себе. Да и мои воспоминания со вчера были реальными. Я помнила их четко… слишком четко. У меня до сих пор болели ноги, хотя на работу я обула разношенные кроссовки. Если память меня подводит, то как может подвести тело? На нем остались доказательства существования вчерашнего дня.
Просто чтобы убедиться, что не схожу с ума, я открыла страничку уведомлений. Хотела глянуть на дату.
Но тут дверь кафе открылась, и я подскочила со стула. Телефон я сунула в карман штанов, а потом подняла голову.
– Добрый… – начала я, но запнулась.
Передо мной стояли три девушки, которых я уже видела вчера. Безумно похожие одна на другую, они даже стояли одинаково – перенесли вес на одну ногу, а вторую немного согнули. Их руки одинаково держали одинаковые сумочки. Отличались только кожаные куртки, пока еще надетые. Одна из них была фиолетовой.
– Здравствуйте, – сказала ее обладательница. – Нам столик на троих.
– Вы были здесь вчера.
Мгновением позже я поняла, что голос принадлежал мне. Девушки поняли это чуть раньше и уже хмурились.
– Нет… – произнесла девушка, хотя я не задавала вопрос, а утверждала.
– Вы были здесь вчера, – с нажимом повторила я.
– Нет, – сказала девушка, обернувшись на подруг.
– Вы смеетесь? – сказала я, не боясь, что Алина заметит, как я разговариваю с гостями. – Вы издеваетесь надо мной? Вы все сговорились, да?
Чем больше я говорила, тем ближе к переносице сдвигались брови этих дам. Я понимала, что вот-вот они возмутятся, что, скорее всего, потребуют книгу жалоб, как это было вчера… или не было? Я осознавала, что нельзя так делать, что мне самой будет хуже. Но остановиться уже не могла. Мне было страшно. Я не понимала, что происходит. Зато стало ясно – доверять памяти я больше не могу. И это сводило с ума.
– Вы! – крикнула я. – Вы, тупые курицы, приходили вчера и заказали «Цезарь» без курицы, в нем не было креветок, и вы обвинили меня в этом!
Пока девушки пытались понять, сумасшедшая я или притворяюсь, я глубоко вдохнула. Воздух был сухим из-за жара батарей, и во рту запершило. Из глаз брызнули слезы.
– Вы что себе позволяете? – возмутилась девушка в фиолетовой куртке. – Как вы смеете так с нами обращаться?
То, что она не говорила вчерашними фразами, успокаивало. Но это не удивительно. Ведь я изменила ход событий. Я поступила так, как не поступала вчера – наорала на них с порога, а не подошла, когда они сидели за столиком.
Я несколько секунд вглядывалась в девушек. Они были так сердиты, что я испугалась, как бы одна из этих крошечных черных сумочек с длиннющими ручками не прилетела мне по голове.
Вглядываясь в их искаженные гневом лица, я чувствовала, что моя собственная ярость таяла. Но слабость и жуткая потерянность никуда не девались. Я полезла за телефоном в карман. Будто бы в замедленной съемке я нажала на кнопку разблокировки.
– Мы уходим! – услышала я огрубевший голос девушки.
Я не ответила и даже не подняла на них взгляд. Пусть катятся – мне так будет только легче.
Потом вспыхнул экран телефона. Я глянула на дату.
Тридцать первое декабря.
– Хотя знаете, – продолжала девушка. – Дайте мне книгу жалоб? Есть такая? Мне нужно там пару слов написать!
Я подняла голову. Лицо девушки перекосилось от гнева. У ее подружек тоже, но слабее.
– Какое сегодня число? – сказала я, глядя ей в глаза и ни капли не пугаясь ее злости.
– Вы меня слышите? Я попросила книгу жалоб!
– Я принесу вам ее. Скажите только, какое сегодня число.
– Девушка! Не стройте из нас не пойми кого. Я попросила книгу…
Я не дослушала ее и бросилась к выходу. Внутри все клокотало. Сердце