Реньери Андретти - Паркер С. Хантингтон
— Куда ты идешь?
— Увидеть свою невесту.
— Но это плохая примета!
— Я не верю в плохие приметы.
Дверь захлопнулась за мной, и когда я добрался до комнаты, где Галло готовилась к нашей свадьбе, то подглядел за ней из-за стены. Стилист возился с ее волосами, пока она с трудом затягивала пояс с подвязками на ноге.
Кроме отца, у нее не было подружки невесты. Как бы Броуди ни старался, Галло не могла его простить, и я был на сто, черт возьми, процентов согласен с этим. Но с тех пор как мы переехали в Саут-Бич, она открылась миру, и я не мог представить себе сценарий, при котором кто-то ее не полюбит. Она завела новых друзей. Друзей, которые не манипулировали бы, не потворствовали и не были бы тайно влюблены в мою женщину. А до тех пор я был счастлив быть ее единственным лучшим другом.
Я вышел из тени, и стилист задохнулся.
Он коснулся своих губ кончиками пальцев.
— Нет, нет. О, нет. Ты не можешь здесь находиться. — Он шагнул вперед и попытался вытолкнуть меня. — Это плохая примета.
Я платил ему не за то, чтобы он меня раздражал, поэтому я увернулся от его руки и, игнорируя его неистовые взмахи, протиснулся к своей будущей жене. Я развел ее руки в стороны, взял подвязку и скользнул руками под ее свадебное платье.
Оно было белым и пышным, и она выглядела в нем прекрасно, впрочем, как и все остальное, что было на ней надето. А вот эта кружевная подвязка вызвала у меня интерес. Я медленно провел ею по ноге и, хотя не мог видеть, что делаю под всеми слоями ткани свадебного платья, почувствовал ее. Она была мягкой, гладкой и моей.
Такая. Блядь. Моя.
У стилиста наконец-то хватило ума оставить нас наедине, и вскоре единственным звуком в комнате стало затрудненное дыхание Галло.
— Это было грубо. — Она застонала, когда я застегнул подвязку на ее верхней части бедра и скользнул пальцами к ее влажной киске. Она всегда была такой, такой мокрой для меня.
Я сдвинул ее трусики в сторону и стал дразнить ее клитор пальцами.
— Если что, это твоя вина, что ты меня отвлекла.
Она испачкала свадебное белье своим возбуждением, и я хотел только одного — вылизать его дочиста. Она откинула голову назад и подалась бедрами вперед, пытаясь встретить мою руку.
— Ты даже не должен быть здесь.
— Я могу уйти.
— Не смей.
— Что скажешь, если мы уйдем отсюда и пораньше отправимся в медовый месяц? — Я прижался поцелуем к ее шее. — Я сделаю так, что ты не пожалеешь.
— У нас есть гости.
У нас были ее отец, мой брат, Луиджи и Спагетти. Я сомневался, что кто-то из них будет против.
Я убрал руку из-под ее платья и выпрямился, не обращая внимания на ее протесты.
— Пойдем. — Я взял ее за руку и потянул вверх.
— Куда мы идем? — спросила она, но все равно пошла за мной.
Я никогда не был таким уж жалким типом, но должен был признать, что мне нравилось, как она мне доверяла.
— На нашу свадьбу.
— Она начнется только через час!
Я пожал плечами.
— Все уже здесь.
— Ренье!
Я повернулся и встретился с ней взглядом. Я понял, что буду любить ее так же сильно и в пустом коридоре, и в заполненной свадебной часовне, и я не хотел ничего больше, чем чтобы она стала моей женой. Сейчас. Она смотрела на меня с недоумением на невинном лице, но я знал, что у моей непослушной невесты все еще мокро между ног, и, насколько я понимал, это было самое лучшее состояние для того, чтобы дать ей клятву.
— Карина Амелия Андретти, я обещаю любить тебя сквозь время и невзгоды.
— Что ты делаешь?
— Произношу клятву. — Я ущипнул ее за задницу. — Перестань перебивать. Это невежливо. — Я увернулся от ее удара. — Я обещаю любить тебя даже тогда, когда ты сожжешь хлеб на ужине, а ты сожжешь, потому что каким бы великим поваром ты ни была, хлеб никогда не получится правильным. — Когда она охнула, с моих губ сорвался раскатистый смех. — Я обещаю любить тебя, даже если ты откажешься надеть красное платье…
— Оно было в мусорном ведре!
— … И особенно спагетти в воскресенье. Я любил тебя, когда мы были молоды, и буду любить, когда мы состаримся. Я обещаю любить тебя даже тогда, когда вся надежда будет потеряна, и ты будешь думать, что у нас ничего не получится, потому что так и будет, Галло. Ты для меня — это все.
— Я не скоро стану Галло.
Я наклонился и поцеловал ее в нос.
— Ты всегда будешь для меня Галло. Но ты права, и мне больше нравится, когда ты носишь мое имя.
— Что ж, я обещаю любить тебя сквозь время и невзгоды, даже когда ты будешь жечь воду так, как можешь только ты, даже когда ты кончишь раньше меня…
— Это было только один раз!
Она вскинула бровь.
Я покачал головой.
— Во второй раз на тебе был синий парик. Это не считается.
В коридор вошел Николайо.
— Вы что, прямо сейчас женитесь?
— Тебя никто не приглашал, — пошутил я, в то время как она простонала:
— Заткнись, Ник!
Галло ухмыльнулась.
— Я как раз заканчиваю произносить клятву. — Она наклонилась и прошептала мне на ухо, когда вокруг нас собрались ее отец, Спагетти, Николайо и Луиджи. — Я обещаю любить тебя, будь ты на другом конце света или глубоко во мне. — Она выпрямилась. — Я обещаю любить тебя, счастлив ты или печален. Но когда тебе грустно, я сделаю все возможное, чтобы вызвать улыбку на твоем лице. Я обещаю всегда быть твоей Джульеттой, любящей речи и монологи, и независимо от того, любишь ты меня или нет, я всегда буду любить тебя, и ты больше никогда не будешь Одиноким Ромео. Только Ромео. Моим Ромео.
Отец Карины, который прошел обряд рукоположения через интернет, прочистил горло.
— Теперь вы можете поцеловать невесту? — Он сказал это так, словно это был вопрос, словно нахождение в коридоре смутило его.
Она схватила мое лицо и поцеловала меня, крепко прижавшись своими губами к моим.
— Мы только что поженились в коридоре за час до нашей свадьбы.
И я бы не хотел, чтобы было иначе.
Я обхватил ее за спину и колени и поднял ее как невесту.
— Медовый месяц. Сейчас же.
Мы и так никогда не были нормальными.
