Третий шанс - Татьяна Рябинина
- А если получится? – я опустил ладонь в воду, сочащиеся кровью лунки защипало. – Доказать?
- Я буду стараться, чтобы не получилось. Хотя стопроцентной гарантии дать не могу, конечно.
- Бросьте, - я достал платок и вытер руку. – Сделаем по-другому.
* * *
Выслушав, Олег снял очки, протер их, надел обратно. Посмотрел на меня, склонив голову на бок. Как овчарка.
- Олег Николаевич, давайте без пантомимы, - поморщился я. – По-вашему, я не знаю, о чем вы сейчас думаете? Что эти сраные капиталисты ради денег готовы даже младенцев смолоть на фарш, так? Что мне нафиг не нужна была дочь, пока не встал вопрос дарственной на акции. Потому что опека означает контроль над имуществом.
- Дмитрий Максимович… - он поправил очки на переносице. – Свои мысли я, с вашего позволения, оставлю при себе. А вот пояснения к вашему решению охотно выслушаю.
- У Полины врожденный неоперабельный порок сердца. Третьего класса. Это означает, что изменения необратимы, но при правильном образе жизни и хорошем уходе она может прожить долго. А может не дожить и до двадцати лет. Последние годы ее состояние было стабильным, но прошлым летом она переболела ковидом, после чего началось резкое ухудшение. Врачи разводили руками и давали от силы несколько месяцев. Поставили в очередь на пересадку, но из-за пандемии она практически не двигалась. Тесть нашел в Швейцарии клинику, которая специализируется на подобных случаях. Вы не представляете, чего мне стоило отвезти ребенка туда, когда границы были закрыты. Добирались шесть дней с четырьмя пересадками. Думал, не довезу.
Я вспомнил эти жуткие дни в аэропортах и гостиницах - как сейчас, и передернуло от плеча к плечу. Где была мамаша в это время? Да хер ее знает. Наверно, трахалась со своим дружком.
- В клинике поставили на ноги. И пересадку отложили. Я вам сказал, что Полина живет у дедушки с бабушкой, но это не совсем так. Рядом с ними реабилитационный центр для сердечников, она там. Только на выходные приходит к ним. Учится дистанционно. Курс до декабря, но и потом будет жить у них, чтобы при ухудшении сразу лечь в клинику. Наверно, я бы давно развелся, но старался избавить Полину от лишних волнений. Что при образе жизни ее матери было крайне сложно. И сейчас, когда встал вопрос о разводе, мы договорились, что Полины это никак не коснется. Никоим образом.
- Я вам очень сочувствую, Дмитрий Максимович, - Олег задумчиво пожевал губу, покивал головой. – Но, извините, не совсем понимаю, почему предложение по дарственной в пользу ребенка изменило ваше решение.
- Вы и правда не понимаете.
Если честно, я и сам не совсем понимал. Нет, не так. Понимал, но не на вербальном уровне. Трудно было сформулировать доходчиво. Так, чтобы понял он.
- Поясните, - он пожал плечами. – Иначе мне сложно будет вам помочь. Потому что сейчас ситуация развернулась кардинальным образом, и стратегию придется выстраивать совершенно по-другому. Дочь знает, что вы разводитесь?
- Да. Я постарался ей объяснить, что для нее ничего не изменится. Она отнеслась к этому спокойно. Как бы вам сказать? Она всегда была такой… папиной девочкой. Не маминой.
- Моя дочка тоже папина девочка, - хмыкнул Олег. – Так что знакомо. И все же? Почему папина девочка не захотела остаться с папой? Возраст позволяет высказать свое мнение. Оно, конечно, не решающее ни разу, но имеет значение. Да-да, я понял, что она живет за границей, а не с кем-то из вас, речь о представительстве интересов.
- Если бы Полина жила здесь, захотела бы остаться со мной. Но она не вернется еще долго. Если вообще когда-нибудь вернется. Я все же пытаюсь объяснить, почему согласился на опеку Ларисы. Вы же знаете, как сложно добиться, чтобы ребенка оставили с отцом.
- Архисложно. А главное – очень грязно. Потому что нужны веские причины, характеризующие мать с самой худшей стороны. Пьянство, наркомания, разврат, склонность к физическому или эмоциональному насилию. И это всегда удар по психике ребенка, особенно если он уже не младенец.
- Вот именно поэтому, - Олег был прав, но тут уж приходилось выбирать из двух зол меньшее. - У меня богатое досье, потом посмотрите. Я, конечно, тоже не ангел, есть женщина, и это наверняка будет вытащено на свет божий. Но я, по крайней мере, не лечился от алкоголизма и наркомании. Мы договорились, что наш развод Полину никак не затронет. И тут же с ее стороны звучит предложение о дарственной, с помощью которой Лариса плавно оттяпает весь наш бизнес.
- Но ведь вы можете просто отказаться. Почему нет? Извините за прямоту, но пока все выглядит так, что вы тоже намерены использовать ребенка в своих целях. Чтобы сохранить бизнес за собой. Причем это вы, а не она, откроете ящик Пандоры с грязным судебным разбирательством. Конечно, ребенок находится далеко, но все равно что-то долетит. Вы уверены, что это не отразится на ее состоянии?
Я не стал отвечать, а достал телефон, набрал номер и включил громкую связь.
- Привет, пап, - Полина отозвалась после первого гудка. – У тебя что-то срочное? А то мне на процедуры.
- Буквально пару слов. Помнишь, мы разговаривали о разводе и решили, что формально ты останешься с матерью?
- Да. И что?
- А если мы переиграем?
- Ну я с самого начала была за, а ты меня убедил, что так будет лучше. Надо что-то подписать, чтобы мое мнение учли в суде?
- Поля, об этом мы потом поговорим, - я покосился на Олега. – Сейчас важно другое. Если я подам иск о том, чтобы ты была под моей опекой, получится очень некрасивый процесс. И тебе вряд ли удастся остаться в стороне. Хоть ты и далеко. Я надеялся этого избежать, чтобы избавить тебя от лишних переживаний. Тебе это точно не на пользу.
- Ой, пап! – я не видел ее, но не сомневался, что сейчас она сделала «крыску»: наморщила нос, а верхняя губа приподнялась, показав зубы. – Я же не слепая и не идиотка. И не в сферическом вакууме живу. Делай так, как надо. Ты же знаешь, я на твоей стороне. А переживания… от них все равно не избавишься. Жизнь такая. Все, мне пора. Потом позвоню. Люблю,
