Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова
Через пару-тройку заходов, когда первый пузырь уже уговорили, атмосфера заметно улучшилась. Ирка перестала дуться, Борька — грустить. Молчун Серёга Болдин присел на уши одной из Иркиных подружек. Белый метался от стола к магнитофону, то переставляя, то перематывая кассеты. Я тоже расслабился, но вместе с лёгкостью где-то за грудиной засело свербящее чувство — мне вдруг захотелось повидаться с Майер. Я гнал от себя эту мысль, мало мне бессонной ночи! А всё равно думалось: как она, где она, что делает. Тянуло поговорить о ней, порасспрашивать, хорошо, что сдержался.
К концу четвёртой бутылки Ирка уже лыка не вязала, но всё рвалась потанцевать со мной. Бутылкой раньше я изобразил им несколько элементов брейк-данса, а теперь сидел почему-то без рубашки. Когда её снял и где — хоть убей не помню. Ирка стояла надо мной, раскачиваясь то влево, то вправо, и дёргала меня за руку:
— Пдём птанцюуу…ик…
«Какие танцы? Я, если встану, то тут же лягу», — хотелось мне сказать, но язык одеревенел и не ворочался. Блин, нафиг я так упился?
Одна из Иркиных подружек прикорнула на плече Белого, с подбородка у неё стекала ниточка слюны. Белый вяло оглаживал её талию, взирая в никуда мутными глазами. Вторая подружка и Серёга Болдин по очереди бегали на улицу, им совсем сплохело. Ну а сам хозяин мирно спал за столом, на собственных локтях. Каким-то чудом мне всё-таки удалось подняться, опрокинув при этом пару табуреток, добраться до кровати, а там уж упасть замертво.
Очнулся — как из омута вынырнул. Кругом — потёмки. Под боком Ирка сопела. С полу докатывался чей-то храп. Пить хотелось так, что по горлу будто наждачкой прошлись. Осторожно ступая — боялся кого-нибудь раздавить — я дополз до кухни, включил свет. Между столом и стенкой кто-то завошкался. Борька. Лежал на сдвинутых табуретках на спине, свесив ноги. Я обшарил взглядом кухню в поисках воды. На печке нашёлся чайник, слава богу, полный. Кружку даже искать не стал, сразу и жадно приник к носику. Напившись вдоволь, вернулся в кровать.
Родители меня, конечно, хватятся. Уже наверняка хватились. Уходя утром в школу, я им сказал, что буду поздно, возможно, очень поздно. А получится, что буду завтра. Впрочем, эта мысль меня не сильно обеспокоила — во мне ещё во всю гулял хмель. А попив воды, я как будто заново стал пьянеть.
Стоило мне улечься, как сонно завозилась Ирка. Прильнула к плечу, закинула ногу. Наглаживая её бедро, сначала лениво, потом всё более осознанно, я постепенно почувствовал, как наливается тяжестью пах. Ирка, видать, тоже почувствовала — легла сверху и сама нашла мои губы, позволяя мне беспрепятственно обследовать обеими руками её спину. Правда, стоило мне скользнуть под ткань трусиков, как она сразу же напряглась, зажалась, попыталась уйти от руки, хотя и не слишком рьяно.
— Мы же не одни, — обеспокоилась вдруг Ирка, едва я тронул её там. Ну да, не одни, на полу храпел Белевич. Но теперь я уже не мог остановиться.
— Никто ничего не услышит, — прошептал я. — Будешь сверху?
Она замотала головой, сползла с меня и легла боком. Я пристроился сзади. Мне и раньше доводилось бывать с девушками. Первую, честно говоря, вспоминать не хочется. Это была какая-то городская дурочка, что раздвигала ноги перед любым по первой просьбе. Давала буквально за шоколадку. А я, тогда ещё двенадцатилетний пацан, увязался со старшими дружками, хотя и те не шибко взрослые были. Лет по пятнадцать-шестнадцать. Принимала она гостей в общежитии в своей комнате, тесной и не убранной. До сих пор помню спёртый запах, скрип панцирной сетки, вопли и брань соседей со всех сторон. Пацанов это не смущало, а мне стало противно. Хотелось сбежать, лишь бы не видеть это всё и не слышать. Но тем не менее я остался, чтобы пацаны потом не глумились, типа у меня кишка тонка. Само действо я почти не помню — уж очень мутило. Но зато врезалось в память, как потом меня стошнило в кусты акации.
Второй раз случился много позже. Почти год назад. На какой-то тусовке познакомился с девушкой на три года старше себя. Кассандрой. Вообще-то, настоящее её имя — Катя, но Катя для неё — слишком заурядно. Ей захотелось стать Кассандрой, и никто не возражал. У Кати-Кассандры водился целый теремок тараканов, и она охотно их демонстрировала всем подряд. Правда, в той моей компании у каждого имелся свой заскок, и это было интересно. Ну а Кассандра… она красила волосы зелёнкой; рисовала на лбу третий глаз и пугала им прохожих; принципиально не носила шапку даже в лютый мороз; любила кусаться; могла усесться на пол где угодно, хоть в парке, хоть в клубе, хоть в троллейбусе, игнорируя скамейки или стулья; сочиняла стихи, в которых ни смысла, ни рифмы, а просто хаотичный набор слов. Перечислять можно долго. А кусалась она да, во время секса. Это напрягало, конечно, но… охота пуще неволи.
Ирка, к счастью, не кусалась, просто молча и почти неподвижно лежала носом к стене, пока я, пьяный, долго-долго елозил и, в итоге, вымотался, так и не кончив.
Не знаю, поняла это Ирка или нет, но когда я откатился, стала спрашивать, было ли мне хорошо.
— Угу, — пробормотал я, погружаясь в тяжёлый сон.
Глава 11. ЭМ
Всю неделю я носа из дома не показывала и каждые полчаса старательно втирала мазь от ушибов, наблюдая, как цвели мои синяки: из багрового в чернильный, затем — в коричневый, в жёлтый и наконец в бледно-зелёный. Мама спрашивала у учителей, что задано, так что бездельем я не мучилась. Уроки делала каждый день, как будто и не на больничном вовсе. Да к тому же стала вдруг какой-то рассеянной, так что эти уроки растягивались у меня почти на весь день. Зачастую ловила себя на том, что пялюсь в открытый учебник, а думаю совсем о другом. Прямо как в поговорке — гляжу в книгу, вижу фигу. А ещё взяла в моду торчать у кухонного окна — оно выходило во двор. Окно гостиной тоже выходит во двор, но там мешал обзору балкон. А тут — взгромоздишься на подоконник и любуйся
