Стилист (СИ) - Лось Наталья
Как показать свой главный недостаток — ожирение второй степени — так записала в её карточке врач-терапевт? Какой мужчина полюбит складки на боках, целлюлит на бёдрах и живот, в котором утонула талия? Она так сопротивлялась, что Стилист, тяжело вздохнув, вышел из комнаты.
Евгения Ивановна заставила её снять любимый сарафан, и Маруся обречённо предстала перед ней в панталонах в цветочек и мамином лифчике, перешитом под её фигуру. Тётя Женя критически посмотрела на раздетую «модель»:
— Главное, что есть у женщины — это грудь и талия. Нам надо увидеть соотношение этих двух величин. Поэтому — сними станик, — и Евгения Ивановна громко щёлкнула резиновой шлейкой на Марусином бюстгалтере.
«Это ужас какой-то», — пыхтела бухгалтерша, с трудом дотягиваясь до застёжки.
— О, Господи, и как ты умудряешься это прятать! Тут на два размера больше, чем у тебя в этой самодельной супони. И, вообще, ты видела когда-нибудь красивое женское бельё? — шёпотом спросила Евгения Ивановна.
— Я не хожу по этим отделам, чего смотреть, если на меня не шьют, — окончательно смутилась Маруся.
— Ну-ка, закроем здесь, — и тётка плотно обернула Марусины бёдра куском трикотажа. — Живот убрали, на него не отвлекаемся. Нам нужны ноги, талия и грудь. Ноги хороши: ровные, сильные, что надо. Грудь — выше всяких похвал! И что так комплексуешь?
Она поворачивала Марусю, которая вздрагивала от каждого прикосновения портновского сантиметра, цокала языком, качала головой:
— Красивая девка! Неужто никто и никогда не восхищался этим?
— А никто меня не рассматривал!
Евгения Ивановна подняла на неё глаза поверх очков, как-то странно улыбнулась и громко выкрикнула:
— Юрик, иди сюда, это просто феноменально!
Маруся ойкнула и пыталась закрыться руками. Но их было мало.
Стилист стремительно вошёл в комнату и застыл за спиной Евгении Ивановны.
— Классная модель, правда? — направляла события в нужное русло тётка. — Ну-ка, предстань, красавица.
Маша медленно опустила руки. Но под его взглядом смогла выстоять не более двух секунд. Повернулась спиной и закрыла пылающее лицо руками.
— Ладно, сами разбирайтесь, — бросила на ходу Евгения Ивановна. — Мне ещё строчить. Ночи будет мало.
Он приближался всё ближе и ближе, а ей отступать было некуда. Тёплая рука легла на Марусино плечо и на шее, возле уха дрожало его дыхание.
— Взрослая совсем девушка, а приходится уговаривать, объяснять. Я же тебя не в постель тащу…
Я этого не боюсь! — смело развернулась она и, как ей показалось, достаточно нагло посмотрела на него. — Это ты должен бояться…
Пока обескураженный Стилист переваривал такую неожиданную угрозу, Маруся шагнула к нему и прижалась к колючему свитеру, выйдя из поля зрения Юрика. Так стало не страшно, не стыдно, только сердце вылетало из грудной клетки и билось где-то в горле, мешая ей дышать.
Соски, коснувшись грубой вязки его свитера, запротестовали, но она ещё сильнее вдавилась в худую фигуру Стилиста, обхватив руками его торс повыше талии.
— Ну как, боишься уже? — горячим шепотом спрашивала бухгалтерша.
Стилист был ошарашен.
— Какой же ты болван! — шептала ему на ухо Маруся. — Тебе на шею девушка вешается, ты не прогоняешь её, но не целуешь, не обнимаешь … Как-то даже оскорбительно…
Лёгкая щетина колола ей шею, его тёплая рука легла на спину, согревая испуганное тело. Маруся ясно различала спокойный стук его сердца, и так ей хотелось, чтобы оно хоть немножко догнало сумасшедший ритм, который пульсировал в ней.
— Странная ты девушка, — отвечал растерянно Стилист, удивляясь плавным Марусиным рукам и ее нежной коже.
Он заряжался энергией как от мощного аккумулятора. Лицо горело, ноги подкашивались, и большая жаркая волна несла его в неизвестном направлении.
В дверь постучала Евгения Ивановна. Марусе вдруг стало холодно и очень неловко. Она попробовала высвободиться из объятий, и её испуганные глаза встретились с другими глазами, совсем не такими, какими она знала их со времён забинтованной головы, зелёного затылка и нелепой одежды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Выйди, пожалуйста, — как можно спокойнее попросила Маруся, — мне надо одеться.
Пока она возвращалась в свой нелепый мир размера ХХL, слушала как Евгения Ивановна по-деловому двигала своего племянника к цели:
— Видишь, какое богатство у тебя рядом. Твои пять моделей разберут на сувениры по лоскутам. Вот, размеры я записала, обрати внимание на перегиб спины, это характерно для женщин с большим бюстом.
Стилист слушал советы Евгении Ивановны, но ничего не слышал. Он видел, как шевелятся губы тётки, как она рисует в воздухе какие-то фигуры руками… В голову будто налили кипятка…
— Ты слушаешь меня? — она подвинула к Юрику поближе тетрадку с цифрами и подчеркнула что-то в ней.
Стилист очень медленно возвращался в действительность. Он машинально взял тёткины записи, где в начале листа она выделила:
Маруся Шиян. Размер 56-58
В голове стучало: Ма-ру-ся, Ма-ру-ся.
Евгения Ивановна щёлкнула пальцами у него перед носом.
— Ау, Юрик. Ты слышишь меня?
Стилист попробовал сконцентрироваться, но не получилось. Тётка сейчас была некстати.
Евгения Ивановна не обиделась. Потрепала его по голове и пошла ставить чайник. Из кухни доносилось:
— На речке, на речке, на том бережо-о-о-чке мыла Марусенька белые ножки…
Оба они вспоминали детали этого соприкосновения, но никто не повторил попытки, не придумал причину смоделировать похожее свидание. Маруся стеснялась, а Юрик не знал, как это сделать. Он боялся испугать Машу: вдруг она уйдёт — тогда лопнет проект и реанимация его личности не состоится.
Она готовила обеды, изредка позванивая домой, чтобы узнать у матери — как готовятся блюда, которые заказывал Юрик. Но получить дельного совета не могла — мать критически относилась и к раздельному питанию, и к вегетарианским изыскам. Она хотела знать лишь одно — стала ли её дочь Маша настоящей женой или всё надеется, что её «возьмут»? Разговоры с матерью очень расстраивали Марусю.
Она вовсе не хотела становиться королевой подиума, ничего особенного не видела в придумывании какой-то коллекции под свои толстые бока. Она просто терпеливо ждала: когда Юрик отнесётся к ней как к женщине, проявив свои природные желания побеждать слабый пол и производить потомство.
30. Работа кипит
Все свои мысли Стилист доверял бумаге. Он рисовал карандашами, мелками, шариковой ручкой, угольком из камина. Рисунки появлялись на картонках от коробок, обёрточной бумаге, на обложке телефонного справочника и даже на дверях туалета. Юрик оставлял эти «письма» для Маруси, а она воспринимала их как карикатуры на себя. Избегала встреч со Стилистом и с досадой вспоминала снятие мерок.
Однажды рисунок, «забытый» Стилистом на обеденном столе, вогнал ее в краску. Латун нарисовал русалку с голыми сиськами космического размера, способными расплющить каждого, кто защемился бы между ними!
Бухгалтерша взяла обрывок ватмана, где жирная кудрявая тетка с её телесами завлекала в непролазные камыши, и пошла на серьёзные переговоры. Стилиста застала за странным занятием — в большую кастрюлю, где яростно кипела вода, он запихивал вырванные листы из книжки в совсем новом переплёте, иногда подталкивая их деревянной скалкой и ею же мешал необычное варево.
— Юрик, ты что… Что ты делаешь? — испуганно выдохнула Маруся.
«Что-то очень серьёзное повредилось у него в голове», — подумалось ей.
Стилист мельком взглянул на испуганную бухгалтершу и указал на стол, где валялись стопки старых газет, которые собирала для растопки тётя Женя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Возьми, помочаль их, у меня рук не хватает. «Диалектический материализм» очень быстро разваривается, нельзя перестать мешать — пригорит. Газеток надо добавить.
— Это ты нам ужин готовишь? — осторожно спросила Маруся.
— Буду макет подиума делать, чтобы разобраться — как тебе одной все модели показать.