Стилист (СИ) - Лось Наталья

У бабушки елка украшалась особенно, не стеклянными игрушками, а «дарами». Затяжное печенье в виде луны, звездочек и просто кружочков, посыпанное сахаром и корицей, выпекалось непременно в печи. С осени специально для ёлки сберегались отборные маленькие красные яблочки, их следовало повесить за черенок. Иногда в виде даров принимались сушки и конфеты. На бабушкиной елке обитали два подслеповатых ангела из ваты, настоящие пенсионеры. Надежда Александровна торжественно выносила их завернутыми в белый накрахмаленный платочек. Эти игрушки остались с давней зимы тридцать восьмого года, когда её отца увели из дома суровые представители закона, объявив шпионом и врагом.

Ватные ангелы удивляли запахом выпечки и хвои, которые не выветрились от времени. Маруся верила, что эти ватные уродцы исполняют желания. Она их прижимала к лицу и шептала своё заветное. Но они, наверное, плохо слышали, потому что у них не было ушей.

Глядя на куст калины за окном, наспех украшенный мишурой и конфетами в золотистых бумажках, бухгалтерша подумала, что кроме неё затеять здесь зимний праздник некому.

Новый год шумел в маленьком поселке так же, как и в большом городе. После двенадцати ночь взбесилась петардами, визжали шутихи, что-то взрывалось, бухало, и бедный Бекон от страха прыгал на диван, лаял и прятался по углам, царапался в дверь, кружил, сваливая на своём пути стулья, палки от пылесоса, тазики, припрятанные в кладовке до летнего варенья, обувь на полках.

— Ничего, один раз в году можно пережить, эту буйную радость непонятно от чего: календарь новый купили и постарели на год, — бубнила Евгения Ивановна, пытаясь успокоить обезумевшую собаку.

Юрик мучился не меньше любимого пса. После травмы головы он очень болезненно воспринимал громкие звуки. Он заткнул уши ватой, закрутил голову большим банным полотенцем и сидел на диване, запрокинув голову, не в силах ничего изменить.

— Юрик, выпей пустырничка, — советовала Евгения Ивановна.

— К черту пустырничек, надо строить бомбоубежище! — стонал Стилист.

Утренний кофе не взбодрил. Тётка сидела, опустив голову на руки. В семь Бекон разбудил всех лаем. Стилист пытался доспать, но пришли дети с колядками удивлять Евгению Ивановну разученными песенками.

Они остановились на веранде и заглядывали в окошко кухни, стуча по стеклу, чтобы на них обратили внимание. Один из колядовщиков в вывороченной зеленой дубленке изображал медведя, девочка в белом балахоне из простыни держала над головой палку с рогатой мордой. «Это коза», — догадалась Маруся. За спинами веселой компании маячило еще несколько раскрашенных детских лиц. Когда они заиграли на барабане и засвистели в глиняные свистульки — началось настоящее светопреставление. Бекон не чувствовал детей, а видел странных чужаков, которые сотрясали воздух неприятным шумом, от которого он устал.

Тетка митусилась по дому в поисках откупа, чтобы остановить выступление. Маруся была более расторопной. Быстро собрала в пакет банку варенья, любимые теткины хлебцы, яблоки и выставила на веранду. Дети обрадовались и приготовились ко второму номеру.

— Замрите, — строго приказала Маруся, — не начинайте без меня!

Она набросила на плечи своё пальто и выскочила навстречу колядовщикам:

— Пойдем к соседям! Они уже заждались вас.

Через час она вернулась в дом и победно положила на стол палку сухой колбасы:

— Весело у вас здесь и необыкновенно.

— Полагаю, что нам придется пережить этот бедлам еще раз на старый Новый год, — предположил Стилист.

— Ну, что ж, надо заранее подготовиться. И главное — участвовать. В этом и есть радость праздников, — усмехнулась бухгалтерша.

— И в чем же наша подготовка и участие должны заключаться? — удивился Стилист, — по хатам колбасу выпрашивать?

— Это по-разному может выглядеть, но самому главному я тебя научу, — пообещала она.

Никто их не задержал — ведь ёлки из леса тащили к 31декабря, а вылазку в лес Маруся запланировала на 5 января. Юрик был в деле. Добычу принесли средь бела дня и оставили в коридоре, чтобы оттаял снег. Пили чай и заговорщицки переглядывались.

Евгения Ивановна с удивлением смотрела, как дерево подвесили на крюк к потолку. Елка свободно крутилась, привязанная за макушку, похожая на барышню, демонстрирующую новое платье.

— Что-то вы поздненько с елочкой затеяли… — попробовала начать разговор тетя Женя. — У нас игрушек для неё нет.

— Нужны не игрушки, а дары. К Деве спешили волхвы, несли золото, смирну и ладан, а пастушки — то, что у них было в пастушьих сумках, еду всех времён и народов, хлеб. Над ними сверкала звезда и пели ангелы. Вот темы для игрушек, — просветила Маруся.

Утром Евгения Ивановна убежала во Дворец культуры на «мероприятие», а Маруся со Стилистом пекли печенье и делали из ваты и крахмала ангелов. Они смахивали на ожиревших голубей. Юрик рисовал им широкие глаза в пол-лица, обвивал нитками, чтобы придать некоторую стройность. И стали они у Стилиста похожи на птиц Сиринов: грудастые, лупатые и очень веселые. Маруся поправляла его работу, одевала небожителей в обрезки кружев из мусорницы Евгении Ивановны и подшучивала над помощником, который не знал, что ангелы — это почти андрогинные модели.

Вернувшаяся к темноте Евгения Ивановна остолбенела на пороге, удивляясь проделанной работе.

На противне остывали крохкие печеньица, политые чем-то липким. В духовке запекалось неведомое жаркое, а в глубоком блюде ожидали своего часа нарезанная морковка, апельсин и солёный огурец. Юрик поливал этот экзотический салат оливковым маслом и украшал листочками герани.

Маруся еще вчера старательно запаковала свои подарки в коробки, обклеила их остатками обоев и подписала кому что адресуется. Тете Жене она отжалела пузырек французских духов, подаренный ей на день рождения коллективом бухгалтерии завода, а Юрику полагался шарф, связанный точь-в-точь как в журнале «Вояж». Даже для Бекона была припасена для игры жилованная косточка.

Три коробки с подарками под елкой озадачили тетю Женю и Юрика. Теперь требовалось сочинить и от себя какие-то сюрпризы, чтобы включиться в эту игру с демонстрацией правильного праздника.

— Вот, я придумала! — приговаривала тетка, вытряхивая из плетеного коша шпульки с нитками. Корзинка, обтянутая парчой, выглядела замечательно. Она могла служить хранилищем для чего угодно, как горшочек Винни-Пуха. — Это для Маруси.

Евгения Ивановна выхватила с антресолей чемодан, с давно забытыми радостями и всякой удивительной ерундой, попавшей туда неизвестным образом. Среди старых пластинок и керамических стаканов из набора советских времен в виде красных рыб с разинутой пастью прятались деревянный массажёр для выравнивания хребта, театральный бинокль и черный футляр с китайской перьевой ручкой с золотым перышком. Сколько раз Юрик выпрашивал у тетки эту драгоценность! Но она не сдавалась, знала, что стоит только взять в школу эту ценную вещь — и если не потеряет ее Юрик, то заберут, украдут, затопчут. Такова была школьная программа по уничтожению чего-то слишком исключительного. И вот ручечка дождалась своего часа.

Юрик рыскал в старой шкатулке на теткином комоде. Туда он складывал непарные запонки, испорченные браслеты от часов. Там очутились требующая починки золотая цепочка, чьи-то полусъеденные коронки желтого металла… Рука Юрика наткнулась на маленькую бархатную коробочку красного цвета. Внутри маленького футляра горела маленькая звездочка, одинокая золотая серёжка с крохотным бриллиантиком — часть прежней Юриной жизни.

«Где я такое уже видел?» — хмурил лоб Стилист.

Ужин обещал быть интересным. Маруся не чувствовала себя ущербной собеседницей за столом, где решались важные вопросы конкурса, в котором она абсолютно не разбиралась. Рождественский праздник сплотил всех, дал передышку среди мозгового штурма, и бухгалтерша очень надеялась, что смешные ангелы на елке донесут ее просьбы куда надо.

— До двенадцати еще три часа, а я умираю — так есть хочу, — пожаловалась Евгения Ивановна.