Не бесите Павлика (СИ) - Дюжева Маргарита

Обратно мы шли долго. Торопиться уже бессмысленно — промокли до нитки, поэтому даже не пытались укрыться под кронами и смело шагали по лужам, притаившимся в траве. Что-то говорить тоже не было смысла — шум дождя и раскаты грома перекрывали все остальное.

Да и не хотелось говорить. Мы просто шли. Не торопясь. Будто решили солнечным деньком прогуляться в парке. Я держал Юлю за руку, и чувствовал, что ее до сих пор немного потряхивало, но она улыбалась.

Мы были грязными, сырыми, измученными бегом по лесу, но такие счастливыми, что невозможно словами не передать. Не знаю как, но это глупое маленькое приключение сделало нас еще ближе. Будто мы какой-то рубеж прошли, после которого уже язык не поворачивался сказать, что у нас с ней все «просто так».

Виновница приключения маячила впереди. Ливень смыл с нее всю грязь, и она стала похожа на саму себя. Шла твердым шагом, сердито трясла головой, когда капли падали на уши и мекала, недовольно оглядываясь на нас. Будто это мы ее в лес затащи, и это ей пришлось спасать своих непутевых хозяев.

Что с нее взять. Коза и есть коза. Создание вредное и крайне неблагодарное.

Когда мы пришли к дому зверье тут же разбрелось по своим местам – коза в хлев, Бродский втиснулся под крыльцо, а мы направились в дом.

Я уже занес ногу чтобы ступить на крыльцо, как Юля вцепилась в меня и заставила обернуться.

— Чего?

Она молчала. Только смотрела на меня во все глаза, и от этого взгляда мурашки по коже побежали. Он будто проникал внутрь, в самое сердце. В то место куда раньше никому не было доступа.

— Ты чего? — я не узнавал свой голос. Глухой, будто через силу.

Юля улыбнулась, как-то скованно, даже немного испуганно, а потом шагнула ближе ко мне:

— Я так рада, что у меня закончился бензин.

Сначала я не понял, что она имела в виду, и даже хотел отпустить какую-то плоскую шуточку, но слова застряли в горле. В голубых глазах, которые казались прозрачными от дождя, светилось что-то такое, чему я не мог дать определения.

Она смотрела на меня так, будто открывалась вся, показывала саму себя подлинную, искреннюю. Ее взгляд говорил: вот она я, перед тобой. Без масок и прикрас. Настоящая.

Твоя.

Именно так. Моя. Несмотря ни на что, наплевав на условности и нелепую историю знакомства. Она просто отдавала себя в мои руки.

В груди заломило. Прямо за ребрами там, где бешено колотилось сердце.

Мне показалось, что она сейчас скажет что-то важное. Мне хотелось, чтобы она сказала.

Я не знал, что это за слова, но они повисли, между нами. Никто и звука не проронил, но они звенели, гудели, отголоском проходя по венам. Я чувствовал их кожей, чувствовал их в каплях дождя, видел во всполохах на небосводе.

Я шагнул к ней вплотную, пальцами приподнял подбородок и поцеловал.

У этого поцелуя был вкус дождя. Холодный, одновременно свежий и сладкий, дурманящий, как самое лучшее вино.

Юлины руки обвили мою шею, и когда я ее подхватил с земли, вынуждая обвить ногами мои бедра, с ее губ сорвался стон.

В дом мы так и не зашли. Прижав ее к шершавой стене, а в голове эхом продолжало стучать «моя».

— Ну ты как? — спросил у Юли утром, когда, разлепив глаза, мы не спешили вставать, а продолжали нежится в постели. 

За ночь дождь утих и теперь ласковое робкое солнце заглядывало к нам в окно, отбрасывая на стену причудливые блики.

— Все хорошо, — она поцеловала меня в губы и улеглась поудобнее на моем плече, — полночи мне снилось то, как я бегаю по лесу и ищу козу. Она у меня то в озере тонула, то в берлогу проваливалась, то в чаще застревала.

— Я тоже занимался спасательными операциями.

Славно почувствовав, что о ней говорят, завопила Агриппина.

— Надо вставать. Все равно не даст спокойно поваляться. Будет орать, пока не придем.

— Оголодала бедная.

— Оголодаешь после такого, — я хмыкнул. Вчера рогатое чудовище так измучилось, что, едва оказавшись в хлеву, повалилось на свою полку и заснуло, не дожидаясь кормёжки, — все. Подъем.

Я бодро встал с кровати и начал одеваться, а Юля продолжала лежать, подпирая щеку рукой и бесстыдно меня рассматривая.

— Если ты будешь так смотреть, то бедная коза помрет с голоду, пока мы оторвемся друг от друга.

— Ты что! Нельзя мучить бедняжку, — девушка серьезно погрозила мне пальцем, а потом медленно провела кончиком языка по губам.

Я завис. Впился в нее взглядом и завис, не в силах пошевелиться. А потом вдруг осознал, что уже сижу на кровати и целую сладкие губы.

— Что ты со мной делаешь? — выдохнул, когда смог хоть немного отстраниться.

— Ничего, — Юлька невинно захлопала глазками, а потом рассмеялась, — иди. А то надорвется оравши.

Скрепя сердце заставил себя выйти на кухню и принялся готовить козе комбикорм. Спустя пару минут рядом со мной появилась Юля с внезапным предложением:

— Давай я ее подою

— Думаешь, после вчерашнего спасения, она прониклась к тебе благодарностью и будет смиренно стоять, пока ты ее титьки мнешь

— Сомневаюсь, — голубые глаза весело сверкали, — но я все-таки хочу попробовать еще раз. Вдруг получится? Тогда смогу всем гордо говорить, что я дипломированная доярка, с опытом работы.

— Дурында, — сгреб ее в охапку и звонко поцеловал в макушку.

Негодующий вопль с улицы снова напомнил о том, что надо бы поторопиться.

Юля взяла кастрюльки и бодро пошагала в сторону хлева.

Глава 10

Гриша появился, как всегда, неожиданно.

Я только отправил Юльку воевать с рогатой, как он выскочил откуда-то из кустов, как истинный бродяга. В обшарпанных штанах, старых кроссовках, футболке, которой даже пол мыть стыдно, с синей клетчатой сумкой — с такой раньше торгаши в Москву мотались за товаром. Он почему-то решил, что если я тут в образе неандертальца обитаю, то и ему можно. И даже нужно. Видели бы нас в совете директоров. Два бомжа, не иначе.

— День добрый! — мы поприветствовали друг друга, и я поспешил пригласить его в дом, пока Бродский в приступе радости не повалил бедолагу на землю.

Гриша зашел внутрь и тяжело опустил сумку на пол.

В ней шелестело и позвякивали запасы провизии — банки, пакеты, цветастые упаковки. Волкодав тут же ломанулся к ней, будто для него это все было привезено.

— А ну-ка кыш! — я в последний момент успел схватить его за ошейник и оттащить в сторону, а потом и вовсе вытолкал на улицу, — все иди гуляй!

Пес озадаченно уставился на меня, не понимая, как так это вообще может быть, его и не пускают к еде! Не порядок. Снова попытался прорваться в дом к заветной сумке, но, наткнувшись на мой грозный взгляд, присел и, понуро опустив голову, поплелся прочь, изредка оглядываясь и вздыхая. Позер лохматый.

— Как дела? — я начал привычный допрос, — что с последними сделками?

— Все отлично. Мы дожали Семеныча, так что контракт на поставки теперь наш. Кстати, через четыре дня приезжают партнеры из Германии: Ганс с сыном. Хотят обсудить новые закупки.

— Отлично.

— Да. У нас все готово, но неплохо бы тебе самому явиться на встречу.

— Даже не подумаю, сами разберётесь, — беспечно отмахнулся и полез в сумку.

— Это очень важно, — он попытался сказать это как модно убедительнее и строже.

Я привычно ухмыльнулся. В каждый приезд Гриша пытался заставить меня вернуться обратно на родину, мотивируя тем, что это очень важно. И каждый раз получал отказ. Потом ворчал. Потом все делал, отлично справляясь с поставленной задачей. Похоже, я знаю, кого поставлю главным в новый филиал.

О возвращении думать не хотелось. Я пока не готов. Мне и тут было хорошо. Особенно в последние дни, когда под боком завелась забавная блондинка.

— Как сам? — Гриша перешел от доклада к вопросам. — не заколебался еще в этой глуши?

— Не-е-ет, — я только рукой махнул. Как тут можно заколебаться? Это же просто Рай на земле.