Елена Белкина - Странные женщины
Тогда я начинаю во всех подробностях. Ну, не во всех. Но почти. Что Лера зазвала меня в гости (что на Новый год, не сказал, само собой) для того, чтобы книгу мне дать. И вместо книги вдруг признается мне в любви и говорит, что если я ей тем же самым не отвечу, то она сейчас же с балкона выбросится. Что мне было делать?
Маша слушала меня с большим вниманием.
Потом спросила: и что теперь?
Я говорю: буквально преследует, звонит постоянно. А мне ее жалко. У нее явно сдвиг по фазе, она просто больной человек!
Маша очень рассудительно говорит: никто не имеет права заставлять другого человека любить себя насильно.
Я говорю: это понятно, но как ей объяснить?
Маша говорит: ничего не надо объяснять, она все равно не поймет. Просто пригрози ей, что все расскажешь.
Кому?
Матери или друзьям. Все равно.
Она прыгнет!
Ничего не прыгнет. Не так это просто. А если прыгнет, туда ей и дорога. Если человек от любви с собой кончает, то это не любовь, а эгоизм.
Мудрая мысль, господа, не правда ли?
Тут я печально говорю: все дело в том, что у меня нет никого. Если бы я пришел и сказал: извините, у меня другая женщина есть, она бы, может, успокоилась.
Маша задумалась, а потом говорит: в этом есть логика. Да, говорит, впутался ты в историю!
И при этом посматривает на меня так, как никогда не смотрела.
Я на это и рассчитывал! Я знаю человеческую психологию. Она у всех одинаковая, независимо от возраста. Вот я рассказал Маше эту историю. И она тут же увидела меня в другом свете. Как взрослого мужчину. Она увидела, что меня нужно спасать и защищать. Она стала ревновать меня к Лере, даже если не любила.
А я говорю с тяжелым мужским вздохом: господи, как тяжело!
А она говорит: просто ты слишком добрый. И гладит меня по голове. А я целую ее руки. А потом целую ее губы.
То есть, господа, случилось то, о чем я всю жизнь мечтал: любимая женщина в моих руках! Но я обнимаю ее, целую ее и чувствую, что ничего не чувствую! Какой-то кошмар.
А она шепчет: глупенький, как ты мог сказать, что у тебя никого нет, у тебя я есть.
А я думаю: ну, допустим, пока еще нет. Но чувствую: она уже ко всему готова.
А я не готов!
Нет, можете вы себе это представить?
Держу ее, мечту свою, в руках и думаю о том, что ни черта у меня не выйдет.
Нет, слишком я нервный. То ли это возрастное, то ли я от природы такой.
Короче говоря, чтобы не облажаться, как говорит мой верноподданный народ, я решил изобразить страшное благородство. Вот что, говорю, я сначала должен с ней объясниться.
Она говорит: успеешь. И млеет вся. И как-то некрасиво млеет. И я вдруг замечаю, что у моей «Мисс губернии», между прочим, возле носа прыщик. И лицо какое-то… все блестит, будто она блинов объелась.
Я говорю: нет, я так не могу.
Она говорит с ехидством: какой деликатный, скажите! Джентльмен!
И мне это ехидство очень неприятно. И голос вообще какой-то сварливый. И с гнусавинкой, между прочим. Такой, знаете, простонародный.
Короче, я не понимал, что со мной происходит.
Да, говорю, вот такой я джентльмен.
И начинаю одеваться.
Она злится. Не сердится, а именно злится.
И я тоже злюсь.
И она говорит: катись к своей Лере и ко мне больше не приходи.
И тут я вдруг четко понимаю, что никакой любви у нее ко мне нет, а просто привыкла она, чтобы ее обожали. Наверно, жених перестал ее обожать, вот она и решила на меня перекинуться.
Короче, я покатился к Лере, как Маша и советовала.
Покатился очень злой почему-то и очень решительный.
Она вся засветилась. Мне ее жалко стало. Но мне все надоело. Мне надоело в эти игры играть.
И я все ей выложил. Начистоту. Сказал, что с самого начала валял дурака. Все эти признания, сочинения и так далее.
Она говорит: для чего?
Я говорю: не знаю.
Она говорит: для самоутверждения?
Я говорю: скорее всего.
Она говорит: но ты понимаешь, что ты подлец?
Я говорю: вполне понимаю.
Она говорит: ладно, я все поняла, уходи.
И тут же на шею мне. И говорит: Сашенька, бог мой, не уходи, я не смогу. Может, ты испугался, что я тебя люблю? Не бойся, я тебя не люблю, это смешно, вспомни, сколько мне лет и сколько тебе. Просто ты мне нравишься и я без тебя не могу. Не уходи. Или не сейчас, дай мне привыкнуть. Через неделю хотя бы. Нельзя же так сразу.
То есть сама не понимает, что говорит. А мне страшно тошно. У человека настоящее горе — из-за кого? Из-за сопляка, который захотел над людьми и над собой эксперименты ставить. Я бы на ее месте просто оттаскал меня за уши, как щенка, вот и все. А она как с человеком со мной говорит!
И говорю: Валерия Петровна, простите меня. Я, говорю, просто неврастеник и шизофреник, мне лечиться надо.
Она печально говорит: всем лечиться надо. Мне тоже. Прощай, говорит.
ОНА
Я хочу сказать… Я не могу говорить… Я сейчас допью эту бутылку — и все. Что все?
Все.
Окончательно.
Я не хочу жить.
Я думала, ты самый большой подлец на свете. Оказывается, не самый. Но кто виноват? Я виновата. Больше никто. И вся жизнь. Которой не будет.
(Грохот.)
Я уронила магнитофон.
Работает?
Вроде работает.
Сейчас я возьму все кассеты, все эти письма к тебе, подлецу, и начну стирать. И запишу на них веселую музыку. Пусть она играет громко. Войдут, а музыка наяривает. Это очень страшно, когда в квартире музыка наяривает, а в квартире никого нет.
Все страшно.
Саша, Саша, Саша… За что ты со мной так? Что я тебе сделала? Что я тебе не сделала?
С шестого этажа — это насмерть или покалечишься?
(Шаги, звук работающего магнитофона. Долго и однообразно — пока не кончилась магнитофонная лента.)
ОН
Прошло много времени. И было много всего. С чего начать?
Шестого января я вспомнил, что обещал быть с Викой.
Пришел к ней.
Она: ба, какие гости!
Я говорю: извини, семейные проблемы.
Она говорит: а врать не надоело?
Я говорю: ладно, не буду врать. И начинаю ей рассказывать то же самое, что рассказал Маше. То есть о Лере.
Но она не дослушала.
Ну ты и сволочь, говорит.
Я говорю: ты постой, я еще не все сказал. Я у нее был недавно и говорил с ней начистоту. Во всем признался.
Она говорит: нет, ты не потому сволочь, что Лере мозги задурил. Можешь гордиться. Ты потому сволочь, что это мне рассказываешь.
Я говорю: я же по-товарищески.
Она говорит: щас прям! Ты просто так ничего не делаешь. Ты мне рассказываешь, чтобы цену себе набить. Смотрите, он какой, взрослые женщины от него с ума сходят. А раз взрослые с ума сходят, то я вообще расстелиться должна. Так или нет?
