Клаудиа Кроуфорд - Любовный квадрат
Не имея сил говорить о Минерве, что называется, «себе дороже», она спросила:
– А кто такая эта Роксана? Ты ей, должно быть, очень нравишься, раз она дала тебе свою машину.
– Мона, киска. Если ты хочешь что-нибудь узнать, спроси меня. Не ходи вокруг да около. Роксана д'Орсанвиль – моя кузина. Мы выросли вместе. Друзья говорят, что мы похожи, как близнецы. Действительно, замечательная девушка. Ну, да ты сама увидишь.
– Я?
– Конечно. Четвертого июля.
Что он о себе воображает? Кто дал ему право приглашать людей? Вечеринку устраивают три Мьюзкетера! Эми предложила оплатить все, она – богатенький Буратино. Интересно, употребляют ли в Британии слово «хамло».
– Почти на месте, дорогая.
Его рука на ее бедре сняла все раздражение. Поездка вдоль набережной Челси безумно напомнила Моне переправу на Стейтен Айленд, бьющий в лицо влажный ветер, волосы, залепившие глаза. Необъяснимым образом ее волновали названия мостов. Как, например, мосты через Ист Ривер в Нью-Йорке, которые никогда не теряли своей привлекательности: Манхэттен Бридж, Вильям-сбург Бридж, Бруклин Бридж, Врата Ада, Триборо, Белый Камень.
В сравнении с ними лондонские мосты, как игрушки от Ф. А. О. Шварца. Темза – узкая река, и мосты не изгибаются высоко над водой.
Пронеслись по Челси Бридж, следующий – Альберт Бридж.
– Знаю, знаю, не надо мне говорить. Он назван в твою честь, также, как и Альберт Мемориал.
Она поддразнивала Ника. В собственном голосе ей слышались нежность и влюбленность. Боже, она сходит с ума по этому парню.
Они доехали до вереницы барж, покачивающихся в маленькой бухте, примыкающей к Челси Аллее.
Выйдя из машины, Ник направился вдоль прогибающихся сходных мостиков к тому, что для Моны выглядело, как иллюстрация из детской книги. Розово-белый пряничный домик примостился на огромной плоской барже. Она ждала, что в доме Ник раздавит ее в своих объятиях. Вместо этого он усадил девушку и взял за руки, по очереди поднося каждую к губам и нежно целуя.
– Я влюбился в тебя, ты знаешь.
Она ожидала совсем другого. Мона не была абсолютно уверена, чего ждала, но явно не такое простое заявление. Она считала, что он собирается трахнуть ее. Иначе ни один парень не беспокоился бы об организации уединенной встречи, к тому же в таком месте! Каким романтичным он может быть!
Ник поцеловал ее волосы и веки. Глаза Моны закрылись, она в эйфории ждала момента, когда почувствует его губы на своих.
Но он лишь прошептал:
– Открой глаза, Мона!
Лицо Ника изменилось. Больше не было того мужчины, который так нахально врал студентам о своем положении в театральном мире или так откровенно флиртовал с Минервой. Этот Ник выглядел по-мальчишески трогательным и робким, в глазах читалось жгучее желание и, одновременно, ранимость.
– Я отвечаю за то, что сказал, Мона. Я люблю тебя, и, если не ошибаюсь, ты любишь меня. Ты любишь меня? Скажи. Скажи мне сейчас.
Это трюк? Вот-вот появится скрытая камера? «Улыбайтесь!» Как может этот сногсшибательный красавец любить пухлую еврейскую девушку с большим носом, когда вокруг такие, как Джорджина и Минерва?
– Скажи мне, Мона. Я настаиваю, чтобы ты сказала.
– Да. Я люблю тебя, Ник.
– Ради Бога, не плачь!
Она плакала. Соль казалась такой вкусной, ведь он, в конце концов поцеловал ее.
– Как анчоусы, – произнесла она.
– Анчоусы? Ты сказала анчоусы?
– Да. Соленые, как анчоусы. Соленые поцелуи. Он крепче обхватил ее, ликующе хохоча.
– Мы никогда не соскучимся! Анчоусы!
Кружа Мону в тесной комнате, Ник направился к софе, раздел ее и себя и, устроившись на мягком ложе, натянул на них вязаное покрывало.
Некоторое время спустя он спросил: Я первый, Мона? Ты что, смеешься?
Он был первым относительно некоторых вещей, которые она проделала с ним впервые, но, естественно, не первым ее любовником. Хотя, назвать парней, которых она знала в Нью-Йорке, «любовниками», было бы шуткой, как, например, молотую печенку сравнить с французским паштетом. Она не девственница, но под его чутким руководством скоро станет сексуальной бомбочкой.
Он сдернул покрывало и стал перед ней на колени, обводя руками контуры ее обнаженного тела.
– Ты не толстая. Чтобы я никогда не слышал слово «толстая» Ты соблазнительная. Великолепная. Именно так должна выглядеть женщина. Не гладильная доска.
Как Твигги?
Твигги? – он недовольно фыркнул. – Патология. Не за что зацепиться. Не к чему прижаться мужчине, когда он занимается любовью с девушкой, которую обожает, – он упал на нее с радостным криком. – Ты не принадлежишь этим проклятым мини-юбкам и виниловым ботинкам. Такая грудь. Такие бедра. Моя дорогая, ты принадлежишь гарему султана. Шифон. Бархат. Шелковые подушки. Ароматизированные ванны.
Прижимающееся к ней горячее мужское тело внезапно напряглось. Одновременно она поняла причину Без сомнения, голос леди Джорджины Крейн выкрикивал его имя.
Ник? Ник Элбет! Ты здесь?
Ник приоткрыл занавеску, чтобы выглянуть наружу.
Проклятье! Это Джорджина! Подонок!
– Ты хочешь сказать, что привозил сюда и ее? Мужчины дерьмо. Она кинулась за одеждой. Что она скажет? Как, черт подери, ей выбраться отсюда? Через окно? Может, скользнуть в реку и держаться за борт баржи до наступления темноты, как в одном старом вестерне о Диком Западе?
Он обернулся к ней с яростью, напугавшей Мону.
– Я не привозил Джорджину сюда! Это не дом свиданий! Она, наверное, увидела машину.
Вот в чем дело. Взглянув через окно, Мона увидела предательский «Даймлер» рядом с набережной. Не нужно вывешивать другого объявления со словами: «Ник Элбет здесь». Присутствие «Даймлера» говорило само за себя.
Он видел, как Джорджина неуверенно остановилась у перекидного мостика. Здесь было по меньшей мере пятьдесят домиков. Разве могла она подойти к каждой барже? Более того, ее пыл явно угас. Запал, появившийся при виде «Даймлера», испарился. Из своего укрытия Ник наблюдал колебания Джорджины. Она будто хотела крикнуть еще раз, но бросила вокруг себя смущенный взгляд и пошла обратно к машине, где нацарапала записку. Напоследок пробежав глазами по качавшимся на реке домам, Джорджина исчезла в направлении Олд-Черт Стрит.
– Конечно! Как я забыл! Ужасно глупо! – Ник облегченно вздохнул. – Джорджина говорила, что собирается по делам на антикварный рынок. Это как раз по дороге. Она, наверное, решила прогуляться.
Тем не менее, Мона была в глубоком шоке.
– Что, если бы она нашла нас?
– Она бы не нашла.
– Знаю, однако, если бы?
– Я уже сказал, что никогда не приводил ее сюда. Как она могла обвинить его в подобных вещах? Она со своим несносным языком вечно вляпается.
