Клаудиа Кроуфорд - Любовный квадрат
«Странно», – подумала Джорджина. Звонок работал нормально. Молоток, в действительности, был лишь для украшения. Только один человек предпочитал пользоваться им, и этот человек – Ник Элбет, к тому же, только в шаловливом настроении. Мог ли он вернуться из Стрэтфорда раньше, чтобы удивить ее? Она помчалась вниз по узкой лестнице.
– Ник, дорогой! Это ты?
– Это Роксана!
Женский голос с легким французским акцентом. Джорджина открыла дверь.
– Кто, вы сказали?
– Кузина Ника, конечно, Роксана Д'Орсанвиль. Кузина? Ник никогда не упоминал о кузине.
– Я Джорджина Крейн. Чем могу помочь?
Шок от этой встречи на пороге собственного дома усилился от удивительного сходства девушки с Ником Элбетом. Его лицо весело улыбалось ей, обрамленное короткими взъерошенными волосами цвета льна. Его голубые глаза, тонкие черты и такая же маленькая сигара в черепаховом мундштуке. Одетая в бледно-желтый шелк, с платком от Диора, перекинутом через плечо, и сумкой из того же модного дома, девушка протянула Джорджине сверток.
– Весьма рада, что вы дома. Я раздумывала, каким образом пропихну это через отверстие для почты. Приятно познакомиться, должна признаться! Джорджина стояла в сомнении.
– Но что это?
– Халат Ника, конечно. Идиотская неловкость с апельсиновым джемом. Слишком липко, чтобы положить в сумку. Попросил меня привезти его сюда.
– Привезти?..
– Из Стрэтфорда, конечно. Бедный Шекспир, должно быть, перевернулся в могиле. Вы себе не представляете этот сорт людей!
Джорджина попыталась обрести голос, хорошие манеры и все такое.
– Вы, наверное, думаете, что я невоспитанна. Пожалуйста, зайдите на бокал вина или чашечку кофе.
– Спасибо за приглашение, но я тороплюсь в аэропорт. Мой отец ждет меня в Каннах, – она словно расческой провела пальцами с супершикарным маникюром по густым волосам. Торопливый элегантный жест. Быстро повернувшись, девушка направилась к дороге, где ждал шофер, готовый открыть дверцу «Роллс-Ройса». После нескольких шагов она внезапно остановилась, словно что-то забыла.
– Джорджина… еще одна вещь.
Несмотря на то, что всего несколько мгновений назад Джорджина изящно отвернулась, сейчас она неуклюже прижимала к животу проклятый сверток, с ужасом сознавая, что выглядит неряшливо и глупо.
– Да, Роксана?
– Ник так много говорил мне о вас, – бесполезная претензия на умение перещеголять других.
– И знаете, что я думаю, Джорджина?
– Не могу даже представить.
Роксана Д'Орсанвиль великодушно улыбнулась словно давай корзину еды бедняку, заслуживающему награду.
– Я всем сердцем согласна с Ником. Вы просто супер!
Царственный взмах руки, и она удалилась.
ГЛАВА 6
МОНА
Трудно сосредоточиться, когда Ник смотрит. Он не только подвез ее до квартиры Билла Нела, что вошло в привычку, но на сей раз настоял подняться наверх вместе с ней.
– Он убьет меня. Предполагается, что никто не знает об этом.
Не беспокойся.
– Пожалуйста, Ник. Я не должна была говорить тебе. Я обещала никому не рассказывать. Билла выгонят из Академии.
– Не волнуйся, киска. Скажу, что я продюсер из Вест-энда.
Билл и члены его нелегальной группы отреагировали на появление Ника, словно на полицейскую облаву. Пьесы исчезли в сумках и за спинами учеников, как будто были контрабандой. Парочка голубых крепко сцепила руки, готовая встретить команду автоматчиков. Только внушительная Минерва, сидящая на полу, скрестив ноги, церемонно чистила апельсин и казалась невозмутимой.
– Мона…, – Билл Нел приветствовал ее традиционным объятием. – А это…
– Николас Элбет, Билл. Счастлив познакомиться. Пожалуйста, не сердитесь на Мону. Она меня не приглашала. Я сам настоял на приходе. Будьте уверены, со мной ваш секрет сохранится в тайне.
А какой здесь секрет? – горловой голос Минервы напомнил Моне Джоан Гринвуд в фильме «Человек в белом костюме». Она ободрала кожуру апельсина за несколько секунд и холодно уставилась на Ника. Ее умелые пальцы ловко отделили одну дольку и сжали спелую мякоть, позволив соку капать несколько мучительных мгновений на нижнюю губу. Потом она бросила кусочек апельсина в рот и смачно облизала губы.
Минерва сбавила ядовитый тон с тех пор, как Мона и Мьюзкетеры появились в «Ивнинг Стандард». Весь класс, включая Билла, стал относиться к Моне с большим уважением, но она все еще беспокоилась о своем произношении.
Атака явно развеселила Ника.
– Моя дорогая. Если бы мне поручили разболтать секрет, значит, это больше не тайна, не так ли?
Переключив внимание на Билла Нела, он произнес:
– Меня интересует Мона Девидсон. Я верю, что у нее задатки настоящей звезды. В ней есть нечто непостижимое, что превосходит красоту…
Минерва пренебрежительно прыснула, нечаянно выплюнув остатки пережеванного апельсина. В ответ Ник осторожно взял ее за руку и поднял на ноги. Медленно повернув девушку вокруг оси, словно партнершу по танцу, он прокомментировал:
– Прелестна. Прекрасна со всех сторон. Классическая английская красота.
Маска цинизма Минервы осталась нетронутой, хотя глаза приветствовали похвалу.
– Мона…
О Боже, что Ник собирается делать? Она могла поклясться, он что-то замышляет. Мелькнул безумный взгляд изобретательного гения, который появлялся, когда Ник был готов совершить какое-нибудь сумасшествие.
– Встаньте, пожалуйста, рядом.
Как он мог сделать с ней это, так унизить перед другими? Она доверилась ему, рассказала, какой безобразной чувствует себя в сравнении с английскими красавицами, особенно, этой Минервой.
– Вот так. Я представитель консорциума, который будет продюсировать пьесу в Вест-энде следующей весной.
Каждый мускул в каждом теле напрягся в молчаливом внимании.
– Мы пока еще не набираем труппу, но моя работа будет состоять в создании чего-нибудь свежего и творчески оригинального. Привнести дух современности в классику. Вот, например, мы обдумываем футуристическую постановку «Гамлета», бессмертная пьеса в XXI веке. Пройдет пятьдесят лет. Как мы будем выглядеть? Как одеваться? Посмотрите на этих двух молодых девушек. Кто из них должна играть Офелию? Класс неловко заерзал. Никто не ответил.
– Ну, давайте, все вы! Конечно, Минерва. Она выглядит подходяще. Ее лицо и фигура – прекрасный образец классической Офелии, обреченной девственницы, которую мы любим жалеть. Но к следующему столетию Офелией будет…, – он взял за руку свою агонизирующую протеже. – Мона Девидсон!
Грязный обманщик! По секрету она рассказала ему, что ее мать играла Офелию в еврейской постановке, и как сильно мать – и бабушка, и вся чертова еврейская родня – верила в ее талант и ждала, что она сыграет вместе с Оливье, если не сразу этим летом, то когда-нибудь, очень скоро.
