Агония Иванова - За чужие грехи
— У тебя что-то случилось? — заботливо спросил Миша, снял очки и протер их курткой, — эх, черт, — посетовал он, — почему никто еще не делает очки с «дворниками»?
— У меня… ну сложно объяснить, — промямлила Наташа, — я поссорилась с Люсей, — она тут же пожалела, что сказала это и решила увести разговор с опасной темы, — а ты не знаешь, чем болеет Таня?
— Я не знаю… — пробормотал Миша, — а она болеет?
— Ты ей не звонил? — изумилась Наташа, прикусила губу и помолчала немного, ей все это вдруг показалось очень странным. Ей хотелось сказать «но вы же такие хорошие друзья», но она думала совсем другое «но она же тебе нравится, разве тебя совсем не интересует то, что с ней?» Эти слова так и рвались наружу, но она держалась.
— Нет, — покачал головой Миша, — ну я потом позвоню… Обязательно… — он словно отчитывался за совершенный проступок, раскаивался, но ему, похоже, было все равно. Тогда Наташа решила, что ошибалась и Миша влюблен в Люсю. Это представлялось ей возможным с большим трудом. Как можно любить ее маленькую, злую и замкнутую в себе сестру? Нет, это невозможно. Но нужно было проверить, ведь если это так, Миша мог бы помочь им помириться, а заодно ободрить младшенькую.
— Но… тебе же нравится Таня, — все-таки озвучила Наташа, — тебя совсем не волнует что с ней?
— Она всего лишь мой друг! — возразил Миша, засмущавшись и если бы ни дождь и холод, он обязательно покраснел бы, — мне она не нравится… Мне…
— Кто-то другой? — прошептала удивленная Наташа. Неужели Люся?
— Да… — подтвердил Миша, отвернулся и посмотрел в другую сторону, стараясь спрятать свой взгляд где-то в серебристой пелене дождя, — Наташа… мне ты нравишься, и уже давно.
Наташу словно снова ударили по лицу, она даже подскочила на месте, отодвинулась в сторону и закрыла лицо руками. Ей вдруг стало до отвращения стыдно перед этим добрым и отзывчивым парнем, с которым они прожили, казалось бы, целую жизнь бок о бок, который всегда поддерживал их и помогал им вместе со своей матерью. Особенно, когда они с Люсей остались совсем одни, в тот тяжелый и страшный год. И теперь она должна была сказать ему правду, горькую, неприятную, жестокую.
— Прости меня, — шмыгнув носом, сказала Наташа, набираясь сил, — прости, пожалуйста… ты мне тоже просто друг. Очень хороший друг. Но… я… — ей почему-то вдруг вспомнились слова Люси, брошенные ей в след, — люблю другого человека. Прости меня.
И она, боясь, что он скажет что-то в ответ, вскочила с лавочки и бросилась прочь, наступая в лужи, ловя ртом ледяные капли, падающие с неба. Только на солидном расстоянии она позволила себе остановиться, обернуться и посмотреть на него.
Он встал, смотря ей в след, сначала еще держа зонт над своей головой, а потом медленно опустил его, и так и остался стоять, зачем-то держа его открытый, но уже такой ненужный в руках.
«Я люблю другого человека, — повторила про себя Наташа, — а он… любит ли он меня?…» И ей стало так больно, как было, наверное, только тогда, когда ей сказали, что их мама умерла.
Глава четырнадцатая
Таня снова взглянула в большое старое зеркало в ванной с потрескавшейся и местами полинявшей амальгамой, но там ничего не изменилось. На нее по-прежнему смотрела болезненно бледная девочка с синяками под глазами, впрочем, теперь она выглядела еще более болезненной и измученной, чем обычно. Эти несколько дней «болезни» словно выпили из нее жизнь.
Она включила воду и оперлась руками о раковину, продолжая все также рассматривать собственное отражение со страхом и отвращением.
«Ты могла все рассказать матери» — сказал какой-то ненавистный ей голосок в голове, но, к сожалению, сейчас Таня готова была с ним согласиться, — «и все закончилось бы… и не было бы этого».
— Нет, — совсем тихо пробормотала она охрипшим голосом, и его звук заглушил шум воды. Она не имеет права на это. Она не имеет права на это. Как, впрочем, и на жизнь.
Она смахнула невидимую слезинку, закрыла кран и все-таки вышла из ванной. Нужно идти, нужно обязательно куда-то идти, бежать отсюда, сломя голову… Нет, она просто пойдет в школу, пересилит себя и ненависть к себе.
Когда она одевала обувь, ей вдруг стало тошно, она выпрямилась, но ничего не произошло, это было всего лишь ощущение.
Как смотреть в глаза Люсе, всем… городить снова эту уродливую и нелепую ложь? В записке классному руководителю от отчима написано, что она была простужена, конечно, никто не станет проверять или интересоваться, что произошло на самом деле… Никто и не должен об этом знать.
Ей хотелось плакать, но глаза были сухими. Она все равно не пошла в школу, побродила по безлюдному холодному парку в одиночестве, а потом вдруг в задумчивости остановилась у телефонного аппарата. Кому она может звонить, кого звать на помощь? Или с кем хотя бы поделиться всем, что накопилось, у кого спросить совета? Может быть, набрать случайный номер… Или? Таня почувствовала себя очень нелепо, но ей так хотелось просто по-детски поплакаться кому-нибудь на свою жизнь, что глупость ее поступка волновала ее меньше всего. Она сунула руку в карман куртки в поисках мелочи и наткнулась там на какой-то клочок картона, вытянула с удивлением и принялась внимательно рассматривать.
Владимир? Кто это? Таня мучительно пыталась вспомнить, пока осознание само не свалилось на нее, слегка приободрив.
«Зачем ему со мной возиться?» — думала она, набирая номер, — «может быть он тоже педофил? И из лап одного я просто попаду к другому?…» — ей было совсем не весело, хотя мысль казалась забавной.
Первый гудок. Не ответит и хорошо — она забудет об этом и пойдет своей дорогой.
Второй…
Третий. Пусть педофил, но куда симпатичнее ее отчима. Таня злобно усмехнулась и в этот момент трубку наконец-то сняли.
— Да?
— Это Владимир? — недоверчиво поинтересовалась она.
— Угу, а это кто? — его голос звучал совсем не дружелюбно, впрочем, Таня особенно и не вслушивалась.
— Это Таня. Ну, подруга Люси, которая сестра Наташи, — путано, объяснила девочка, некоторое время мужчина медленно соображал, кто все эти люди и почему он должен о них знать, потом он заторможено спросил:
— У тебя что-то случилось?
«У меня очень хорошая и чудесная жизнь, я просто так хочу кому-нибудь о ней рассказать» — чуть не ляпнула Таня, а в слух сказала совсем другое.
— Да… пожалуй, так…
— Тебе нужна помощь? — догадался Владимир.
После некоторой запинки Таня промычала в трубку робкое «да», ей непривычно было просить кого-то о помощи. Впрочем… она и так слишком долго пыталась быть сильной, противостояла ударам со стороны судьбы, что имела право на маленькую слабость.
