Тереза Маммерт - Этот прекрасный сон
Джош посмотрел на часы и вздохнул, издав грудной звук, похожий на рычание.
– Мне пора идти. Пожалуйста, скажи, что не так. А то я весь день буду сходить с ума.
– Из-за чего? – Я уронила руки и раздраженно застонала.
Он наморщил нос:
– Что?
– Из-за чего тебе волноваться?
На лице Джоша выразилось такое напряжение, будто я разговаривала с ним на иностранном языке:
– Эйвери, какого черта?
– Ты изменился.
– Ты тоже! – рявкнул он в ответ.
– Но ты… Я ведь встречалась с молодыми людьми и раньше… Ты…
Он спросил, прищурившись:
– Когда?
– Джош Эйвери, – обиженно нахмурилась я, – я родилась не в день первой встречи с тобой.
– Не говори ерунды!
– Если что-то в тебе изменилось, то точно не твоя самонадеянность.
– Такой ты еще ни с кем не была. Я это знаю. И ты знаешь. Перестань морочить мне голову. Что, черт возьми, с тобой творится? Я в игры не играл, все выложил как есть, а ты теперь… Эйвери, что ты делаешь? Хочешь меня оттолкнуть?
– Нет. – Слезы уже начинали жечь мне глаза. С каждым его новым словом в груди становилось теснее. – Подумай сам. Почему ты так легко на это идешь? Почему со мной ты стал вести себя совершенно не так, как с другими? У тебя что, озарение свыше?
– Да, черт подери, озарение! – прокричал Джош. – Ты-то чем недовольна?
Я сглотнула. На языке вертелся вопрос, но я боялась, что, произнеся его вслух, разрушу свой сон.
– Все это произошло с тобой из-за аварии? – все-таки спросила я. – Из-за того, что ты видел меня, когда мне нужна была помощь?
– Да, – ответил он, не колеблясь.
Я охнула: эта реакция была непроизвольной, как коленный рефлекс. От такого признания мне стало даже больнее, чем было в момент той аварии, с которой начались наши отношения.
– Эйвери! – Джош поставил кофейные стаканы на столик. – Таким засранцам, как я, иногда везет: некоторые из нас просыпаются. Я проснулся, когда взял тебя на руки после аварии. Дело не в том, что я тебя пожалел или возомнил себя божеством. – Он усмехнулся. – Я каждый раз умоляю тебя о новом свидании и стою у тебя под дверью с кофе в руках, потому что изменился. А изменился я потому, что не хочу быть тем, за кого ты меня принимала.
– Ты не засранец, – пробормотала я.
– Я был им, но изменился, причем резко. Не спорю. Надо было начать меняться раньше. Много времени ушло впустую, и я понял это, когда чуть не потерял тебя.
Я прикусила губу, ожидая, что он придет к другому заключению. Все было слишком реально, происходило слишком быстро, и я боялась отдать сердце тому, кто знает, как его разбить.
– Эйвери, детка. – Он опять посмотрел на часы, и его подбородок дрогнул. – Мне пора на работу.
– Хорошо, – кивнула я. – Не надо было мне начинать этот разговор.
– Скажи мне, что с тобой все в порядке. Что с нами все в порядке.
Я еще раз кивнула. Он подошел ближе и привлек меня к себе. Как только я вдохнула его запах, мне полегчало. Это была не игра, не борьба, не психологическая травма. Он действительно беспокоился обо мне, и я очень хотела верить, что достойна чьей-то заботы.
– Подожди до вечера. – Джош поцеловал меня в висок. – Я приду, и мы договорим.
– Со мной действительно все в порядке, – ответила я, чувствуя себя глупо. – Просто что-то нашло.
Джош запустил руку в мои мокрые волосы и, когда я подняла глаза, запечатал мне рот долгим настойчивым поцелуем. Отстраняясь, он прикусил мою нижнюю губу. На коже остался след.
– Увидимся через восемь часов. – Джош, еще не остывший после нашего спора и поцелуя, взял свою чашку, вышел и захлопнул за собой дверь.
Я закрыла задвижку и, пятясь, вернулась в гостиную.
– Обалдеть! – выдохнула я, наткнувшись голыми икрами на кофейный столик.
* * *Меня накрыло. Я чувствовала это, когда слонялась по квартире и покупала еду в ресторанчике «Джей-Вок». Это чувство сидело на пустом стуле напротив меня, когда я доедала свою жареную курицу с рисовой лапшой в комнате отдыха. Я наполнялась этим с каждым кусочком пищи, с каждым глотком воды, с каждым входящим или выходящим человеком. Я запала на Джоша Эйвери – Мак-Бабника, парамедика, которого невозможно приручить.
– Я тебя люблю, но ты дура, – сказала Деб, сидя передо мной и облизывая жирные пальцы. – Да-да, я имею в виду Джоша.
– Он не глупый.
– Конечно. Вкус на женщин у него есть. По крайней мере, с прошлого месяца появился. А то чертова Эштон была небось, как кошачье дерьмо под соусом из грибковой слизи.
Я подавила рвотный позыв, подступивший к горлу при мысли о подобном блюде.
– Деб, как тебя терпят люди, не работающие медсестрами? По-моему, твое общество может выдержать только тот, кто способен одной рукой убирать говно, а другой держать блевотный пакетик.
– Так ты это умеешь, – ответила она, кусая чизбургер.
Я закатила глаза и швырнула в нее упаковку соевого соуса:
– Все, ухожу.
– Перерыв еще не закончился! – прокричала Деб мне вслед.
Покинув комнату отдыха, я прошла по коридору и нажала на кнопку лифта. Он открылся. В кабине мне составил компанию нервный папаша с новехоньким детским автомобильным креслицем в руках.
– Забираете малыша домой? – спросила я.
– Ага, – широко улыбнулся он.
Я посмотрела на креслице: оно было бежево-коричневое. По расцветке пол ребенка не угадаешь.
– Мальчик или девочка?
– Девочка, – сказал он, не переставая улыбаться.
– Поздравляю.
Лифт подъехал к родильному отделению и раскрыл двери. Я пропустила счастливого папашу вперед, потом вышла сама и остановилась у широких окон палаты новорожденных. Больше половины кроваток было занято.
В коридоре показался яркий халат медсестры Джорджии. Ее темно-русый конский хвостик растрепался, покрасневшие глаза смотрели устало.
– У вас почти аншлаг? – спросила я.
– Это еще что! – произнесла она так, как говорят на берегах Миссисипи. – Сегодня полнолуние. Заскучаешь в неотложке – приходи сюда. Я покажу тебе настоящую запару.
Я усмехнулась. Она подмигнула мне и, шурша халатом, направилась в родильную палату.
– Милые, правда? – вдруг раздался у меня за спиной голос доктора Розенберга. – Я часто сюда прихожу, чтобы сосредоточиться и получить положительный заряд.
– А я просто спасаюсь от Деб, – пошутила я.
Он рассмеялся:
– Что-то вас в последнее время не видно в баре. Заняты, наверное?
– Занята, – сказала я, с улыбкой глядя через стекло.
Малыши и правда были милые, но думала я не о них, а о Джоше.
Вдруг я посерьезнела и подняла глаза на доктора:
– А вы теперь завсегдатай «Дыры на углу»? Давно?
– С тех пор, как стал реже вас видеть.
