Довод для измены - Ария Тес
— Я больше у вас не работаю, и вы не можете…
— Не хочешь спускаться? Хорошо. Я поднимусь сам.
— Нет! — взвизгиваю и воровато осматриваюсь, будто у меня за спиной целый концертный зал.
А там нет никого! Только Виктор лежит на постели и смотрит на меня, как на дуру.
Боже, Женя, у тебя натуральная паранойя! Я ведь когда ему отвечаю, вся скручиваюсь и горячо шепчу, ручкой трубку закрывая.
Чо-о-кну-утая…
— Папа дома, вы не можете…
Прерывает меня сладкий, бархатный смех. Мягкий такой. Расслабляющий. Я в миг покрываюсь румянцем, а он тянет.
— Папочку испугалась?
— Пожалуйста…
— Хорошо. Но у тебя есть пятнадцать минут, я жду внизу.
Баш на баш, услуга за услугу.
Звонок отрубает, как и отрубаются все мои попытки сбежать. Я нервно кусаю губу, глядя на экран сотового, но…блин, а что прикажете делать?! Спешу к шкафу! Да, я хотела избежать нашей встречи, разговора, вообще любых коммуникаций, но все-таки я — взрослый человек! И я могу отказать мужчине, глядя ему в глаза! Могу! В конце концов он действительно обычный мужчина, а не Бог с Олимпа, кем я его тут воображаю. Все это я громозжу, пока одеваюсь в джинсы с высокой посадкой и белую футболку. Убеждаю себя. Очень талантливо, кстати, однако…Хорошо предание, да верится с трудом. Так кажется говорят? Я когда в глаза себе смотрю, понимаю, что попахивает огромной, дурной кучей вранья. Кажется, я знаю, что эта встреча станет фатальной.
Нервничаю дико. В темноте лестничной клетки чуть не валюсь навзничь, так что заставляю затормозить и придти в себя, а не нестись сломя голову. Развожу руки в стороны, выдыхаю, потом киваю и снова повторяю свою правду про себя: ты справишься. Это просто разговор. Ты сможешь! Ты взрослая!
Именно. Так и есть. Взрослая. Я — разумный, взрослый человек, в конце то концов!
Гордо откидываю волосы назад, плечи расправляю и иду дальше, по пути надевая теплую рубашку в клеточку. Знаете? Я вот опять повторю, что семью свою не особо то жалую, но второй раз за непростой день они меня спасают. Когда перехожу лестничный пролет между третьим и вторым этажом — слышу знакомый смех и закатываю глаза.
Понятно.
Стоят.
Вся компания моей младшей, названной сестрицы собралась. Пиво лакают. Курят. Я застываю на верхней ступеньке, смотрю на Милу, как на дуру, а та гогочет во всю, извиваясь в руках своего тупого дружка.
Боже. Какой кринж. Ну ты дура или как вообще?! Так и подмывает спросить, что я, собственно, и делаю.
— Надеюсь, что ты не бухаешь?
Мила сразу застывает и волчонком смотрит на меня, поджав верхнюю губу подобно матери.
— Тебя забыла спросить!
— Меня то, может, и нет, но Инна будет в восторге, когда узнает.
— Ты не посмеешь ей рассказать! И я не пью!
Закатываю глаза, спускаюсь по лестнице, а когда останавливаюсь на точке их сбора, хмыкаю.
— О себе не думаешь, так о человечке в пузе своем побеспокойся, дура.
— Ты охренела?!
— Что скажут соседи, а?
Мила вся кривится, но я знаю, что против матери пойти ссыкатно будет. По крайней мере пока. Она хоть и дочь ее, и ей никогда на орехи не попадает, однако Инна общественное порицание ненавидит, и за это Миле точно влетит. На меня не перебросишь — и мы это обе знаем, поэтому я ее с высоты своего «авторитета» продолжаю давить.
— Домой вали, идиотка! Или я позвоню Инне, клянусь!
— Да хорошо! И сама идиотка!
Сестра обиженно тянет Васька в сторону пролета наверх, а тот, явно не настроенный уходить, но рассерженный, что придется, выдает:
— Женек, тебе бы потрахаться. Авось подобрее станешь, а?
Обидный гогот разбивается о стены подъезда и ударяет по мне, но я не показываю. Скучающе смотрю на парня сестры и нагло парирую.
— Если «потрахаться» длится также мало, как твое — это вряд ли.
Знаю, что мое высказывание звучит удачней и повкуснее, но никто не посмеет заржать над своим дебильным предводителем. Только если в кулачки или отвернувшись, что и происходит с компанией, и это выводит Васька из себя. Он шагает на меня, хватает за руку сильно и дергает:
— Ты, сучка, попутала что ли?!
Мда. Ситуация выходит из под контроля, и это мягко сказано. Вообще, я слышала, что Васёк не гнушается ничем: и кражи были, и издевательства над теми, кто слабее, и драки. Но ладно он с пацанами задирался, нередко в школе и девчонкам прилетало — ну да, вот такой у нас зятек. На все руки мастер.
Главное — держаться ровно, с достоинством и не показывать страха.
Вырываю руку, скрываю, что это было достаточно больно, чтобы попасть под критерий «очень», поджимаю губы и цежу.
— Не смей трогать меня, или я быстро на тебя заяву накатаю, усек?! Покатишься под белы рученьки купала на спине бить, да заточки учиться делать!
Так то! Василий, если чего и боится, так это ветром северным укатить куда-нибудь в Сибирь.
Гордо вздергиваю нос, смотрю на Милу, которая в миг притихла, а потом указываю на лестницу.
— Иди домой, Мила.
— Я правда не пью… — неожиданно тихо шепчет, потом на сигарету подружки смотрит, вырывает ее и выкидывает, — И вон! Они курить не будут! Мы чуть-чуть постоим и пойдем, честно!
Вот дура.
Мне так ее жаль на миг становится: где же был твой мозг, девочка? Ну ты же совсем еще ребенок, если гонор убрать. Что же ты творишь?
Вздыхаю, мотаю головой и продолжаю свой путь, бросив через плечо.
— Делай, что хочешь, Мил. Твой ребенок. Но соседи увидят и матери доложат — тогда пеняй на себя.
Думаю, что укол совести и угроза сработает все-таки, так что я почти спокойна. Ну как? До того момента, как не толкаю дверь и не вижу машину.
Я сразу понимаю, что она — его. Да и как иначе то? В нашей дыре ну действительно же таких тачек не бывает просто! Тонированная, блестящая конфетка с огромными колесами, на которые заглядываются мимо проходящие пацаны лет десяти.
Спорю на что угодно, эта машина — мечта. Я в них совсем не разбираюсь, но и мне она очень нравится: маленькая, низкая, но такая…знаете? Агрессивная и притягательная. И как-то страшно подойти вдруг. Останавливаюсь у двери
