50 оттенков рассвета - Аля Драгам
Картинка меняется. Солнечные лучи бьют в глаза, и я отворачиваюсь от них, растягивая губы в улыбке. Как приятно нежиться и не думать ни о чем плохом. Потягиваюсь, и выглядываю из-под одеяла под самый прекрасный на свете голос:
— Доброе утро, спящая красавица!
Не хочу просыпаться.
27.
Артур.
Когда то, чего мы очень долго ждём, наконец, приходит, оно кажется неожиданностью.
(Марк Твен)
Когда ночуешь не в своем доме, не забывай запирать дверь. Все знают эту истину… и я знаю. И тем не менее.
На грудь плюхается детское тело с довольной мордашкой. Да-да, Дашка-мордашка собственной персоной. Вернее, пятой точкой на моих рёбрах. Не то, чтобы я был хлюпиком, но спросонья хочется глубоко вдохнуть.
— Дашка, слезь, — прикидываюсь, что раздавила, закатив глаза.
Мелкая деловито сползает и пристраивается сбоку, с любопытством меня рассматривая.
— Ну?
— Ты красивый.
— Спасибо, конечно. Но мне бы встать и одеться.
— Еще рано вставать. Все спят.
Тянусь к мобильному. Десять минут шестого?!
— Дашунь, солнышко, ты какого… — вдооох, — зачем так рано встала?
— У меня к тебе дело.
— А оно не могло подождать хотя бы пару часов, а? Папа тебе что сказал бы за подобный подъем?
— Он бы вздохнул и пошел жарить омлет.
— Железная выдержка, — бормочу про себя.
— Он тоже так говорит.
— Подожди.
Тянусь к пледу, который лежит на кресле рядом, и закутываю малу́ю в него. Может, наболтается и даст поспать. Я не готов к подобным подвигам, если честно.
— Я не хочу спать. У меня есть мысль!
— Давай. Только потом просто полежим чуть—чуть в тишине, ладно? Даш, пожалей меня, я уже старенький и не могу скакать сутками напролет.
— Ты не старенький, а красивый. Саша говорит, вы прибедняетесь, а жены потом вокруг вас… я забыла, что делают.
— Заботятся.
Продолжение мучительницу не увлекает. Она широко зевает и таращит сонные глаза. Вот мелочь пузатая, блин. Сама спать хочет, но будет до последнего упрямиться.
— Давай ближе к делу.
— Вчера по телевизору говорили про конкурс стихов. Я хочу участвовать. Ты мне поможешь?
Ага, пять утра и конкурс. Конечно, помогу. Сейчас подушкой удавлюсь и побегу.
— Какой конкурс, Даш?
— Стихов.
— Мне стихи написать надо? Может, Давида попросим? — Пытаюсь перевести стрелки на друга. Пусть тоже мучается.
— Мы же поссорились, ты чтооооо забыл?!
Даша, Даша… с тобой забудешь.
— Всё, вспомнил. Теперь спать?
Утром обязательно что-нибудь придумаю, когда начну соображать.
Поворачиваюсь на бок и подтаскиваю к себе запеленутую гусеницу. Может, если ее прижать крепко, она вырубиться?
— А ты даже стих не хочешь услышать?
— Какой?
— Я сама придумала. Для конкурса.
— Давай. — Как будто у меня есть выбор.
Гусеница умудряется выбраться из пледа и повернуться ко мне лицом. С чувством полного удовлетворения и звонким голосом выдает свой шедевр:
— Добегу до туалета, и какашки больше нету!
Чёрт! Это не я. Точно не я ржу на весь этаж. И не у меня сейчас слезы, как у клоуна брызжут.
Дарья, официально заявляю, что буду умолять твоего отца самолично передать тебя на свадьбе из рук в руки жениху. Пусть мучается.
— Тебе понравилось, да?
— Безумно. Иди вниз, сейчас оденусь и будем жарить омлет.
Какой теперь сон, когда перед глазами стоит юный декламатор и пробивает на новый приступ смеха?!
***
С таким бодрым утром и день проходит не менее бодро. Успеваю переделать кучу разных дел. Собираюсь домой, созвонившись с Дейвом. Гости чувствуют себя хорошо. Лидия Васильевна с Сашкой затеяли лепить манты, Арина развлекается с Дарьей, а друг сбежал от женского общества в новый ресторан. После того, как я ему обрисовал перспективы участия в детском конкурсе стихов, а Дашка громогласно повторила свои бессмертные строки, Лихацкий долго ржал и желал мне удачи.
По-моему, в восторге остались только Евина бабушка и дед Егора, которому Сашка по телефону рассказала о достижениях внучки. Александр Клементьевич понято, он души не чает в девчонках. А вот старушка меня удивила. Так прониклась с первого взгляда буквально. Впрочем, Дарья людей к себе располагает.
Стучу по рулю, плавно перетекая мыслями к внучке Лидии Васильевны. Пытался систематизировать данные, присоединив рассказы родственницы и подруги. По всему выходит, что девчонке сейчас туго приходится. И пока никаких наметок, как можно к ней подобраться. Надо детально изучить объект, тщательно проверить личность дядьки, ну и, вишенкой на торте, попробовать подобраться к Хаузову.
Насколько я помню сроки, со дня на день истекает договоренность. Или уже истекла?
— Жанн, — набираю помощницу, — узнай мне данные всех ближайших более—менее пафосных приемов на… скажем, пару недель. Сделаешь?
— Как срочно?
— Вчера, Жанн, вчера.
Чем быстрее, тем лучше. Может, там какие зацепки найду.
Блин, не вовремя Север свалил. И Тимур уехал. Его бы умение анализировать на лету мне сейчас очень пригодилось. Но обстоятельства таковы, что вырваться он пока не может…
Захожу в квартиру, мечтая о душе и крепком кофе. Бросаю ключи на полку, достаю телефон: отец. Совсем забыл, что мы договаривались встретиться.
Отвечаю и заверяю родителя, что уже еду. Блага цивилизации временно отменяются.
С недовольной миной завожу машину и выезжаю, вклиниваясь в поток. Ехать не хочется. Начнется очередная промывка мозгов по поводу развода. Я для себя все решил. Данных для положительного исхода предостаточно. Требования противоположной стороны удовлетворены не будут. Осталось всего-то сходить на финальное заседание и получить постановление суда. А потом забыть, как мерзкий сон.
— Сын, подожди минут двадцать в кабинете. У нас тут сложный случай.
— Кого-то тяжелого привезли?
Владелец российско-швейцарской клиники, ведущий хирург всегда сам встает к столу в экстренных и неотложных случаях. Отцом я горжусь и очень уважаю.
— Нет, скорее, особенного. Особенную.
— Ммм, важная шишка? Или звездулька укурилась?
И такое случалось в практике отца. Откачать, не придавать огласке — деньги решают многое…
— Вроде студентка, судя по возрасту. Воспаление легких, да истощение организма до кучи. Сам понимаешь: лихорадка, сознание спутанное. В себя приходит, но из-за сильной слабости засыпает.
— Давай подержу, — протягиваю руку к
