Дерзкие. Будешь должна - Катерина Пелевина
— Господи, Рус… — мои глаза начинают слезиться. Как-то на автомате. — Какой ужас…Как ты…Как ты пережил это???
— Я и не пережил. По кускам склеили тело, а я всё ещё там лежу. Вместе с ними, — продолжает он, и мои руки непроизвольно тянутся его обнять. Господи, какой кошмар. — Я просто. Не хочу ему проблем. Он без башни сейчас. Намного несдержаннее, чем я раньше. Вопросы кулаками да стволами решает. Думает, всё легко. А я два года числился там, за границей. Но был всё это время здесь. Следил. Искал. И про все дела Глеба знаю. А ещё знаю, что про вас уже тоже слухи ходят. Будь кароче аккуратнее. Надо просто его бросить. Не оставит — надави. Если же нет…Я сам всё устрою. Увидит и отвалит. А если уж…Любит тебя по-настоящему. То не пройдёт это всё…Решу проблему с теми людьми и всё ему объясню…
Слушаю его и сердце кровью обливается. А что делать не знаю.
— Там ещё…В общем…Я живу у него из-за парня одного Гамеля…Он пытался меня…
— Да знаю я всё. Спи спокойно. Рус сказал, что никто тебя не тронет — значит, никто не тронет. Хорошая ты девчонка. И вот… — достаёт пачку денег из своего бардачка. — Возьми…Хотя бы матери отдашь.
— Никогда не брала чужие деньги. И не собираюсь, — отвечаю и смотрю на него пристально. — Берегите себя. И Глеба береги. Пожалуйста. — выхожу оттуда, думая только о матери и Серёжке. Потому что если с ними что-то случится из-за меня, я себе никогда не прощу. Никогда.
Ухожу обратно, трясусь вся и плачу в подсобке около часа. Потому что стоило только подумать, что у меня что-то с ним может получиться, как снова удар под дых. Да ещё какой. А когда Глеб приезжает у меня не остаётся выбора…Просто не остаётся. Хоть я и ощущаю себя самой паршивой сволочью на свете.
— Чё произошло? Говори, — давит он, сжимая челюсть в тиски. Не знаю, как не сгореть заживо от его жестокого взгляда.
— Ничего, Глеб…Просто нам надо…
Не даёт мне даже договорить. Перебивает сразу же. Лицо напряжено, желваки натянуты, от злости разве что зубы не скрипят.
— Я уже тебя услышал. Нахуя повторять это? Теперь говори правду. Чё случилось и в чём причина.
— Мы не подходим друг другу. Ты не нравишься мне. Я думала, что что-то есть, но чётко поняла, что нет.
— Да ладно? Серьёзно? За дебила меня держишь? Кто тебе мозги промыл? Тот ушлёпок с работы?
Глеб открывает бардачок и вынимает пистолет, убирая его за пазуху, а потом хватается за ручку двери, но я успеваю его остановить, дёрнув на себя со всей силы.
— Нет, нет, пожалуйста, Глеб! Нет, ничего никто не делал! Не трогай его прошу тебя, пожалуйста! — верещу, срываясь на крик. Боюсь хоть что-либо лишнее сказать. Страшно просто пиздец как. Он же реально несдержанный. Вот сейчас что бы он сделал, если бы не остановила? Пошёл и пристрелил бы Андрея???? Как это вообще понимать?! Как можно быть таким жестоким и неуправляемым?!
Он смотрит на меня как на предательницу. Ноздри раздуваются, лицо всё красное, злится. Я вспоминаю его слова мне. Конечно, он не отпустит. Не отпустит. Может, пока не получит…Может?… Он ведь хотел быть моим первым во всём. Будто маниакально хотел. Всё время об этом заикался. И насчёт сна, и насчёт того, что произошло между нами, и насчёт первого настоящего секса…
— Чего ты хочешь, чтобы отвалить от меня?! Давай я отдам тебе это, и ты оставишь меня в покое! — кричу я, захлебываясь слезами, а он морщит лицо.
— Что ты, мать твою, сказала?
— Что слышал. Отдам тебе девственность. Будешь первым и исчезнешь из моей жизни. Потому что ты мне не нужен! Мне всё это не нужно!!! Хватит портить…! — не успеваю договорить как цепкие пальцы обхватывают мои щеки. Так бесконечно грубо и просто отвратительно. Ощущаю себя дешевой дрянью. А он смотрит так, будто готов стереть меня в порошок. Нет…От точно Дьявол. И точно ни за что не остановится, даже если умолять. Это самый жестокий и ужасный человек на свете. А мне больно так, что сейчас я на самом дне…
— Может продашь мне её ещё, а?! — спрашивает он, жестоко сминая моё лицо. — Ведёшь себя как последняя мразь. И это после того, что между нами было, блядь. Знал же, сука…Знал, что нельзя с тобой всё это начинать. Нельзя подпускать. Нельзя, нахуй! — он отбрасывает меня, пока я реву белугой, а сам бьёт по рулю с остервенением. Его колотит. — Сука! Под кожу мою залезла, в венах сидишь, нахуй, не даёшь спокойно существовать! Ненавижу тебя!
Хватает сигарету и выходит из машины, пока я продолжаю плакать и утирать слёзы. Люди, которые любят, так себя не ведут…
После второй сигареты возвращается и громко хлопает дверью. Так, что я вздрагиваю.
— Пристегнись.
— Куда мы? — спрашиваю дрожащим голосом, а он смотрит на меня ледяным совершенно непроницаемым взглядом.
— Буду трахать тебя. Во все щели, пока не надоест. Ты же этого хотела. Вот и прекрасно. Повеселимся.
Глава 10
(Глеб)
Выворачивает меня гадина. Изводит. Как медуза ируканджи, демон, если по-другому. Незаметно парализует, обездвиживает, разрушает к хренам всю нервную систему, и я уже не жилец. Ощущаю, как внутри всё ядом наполняется. Ненавижу её. Ненавижу. Ненавижу! И язык её проклятый ненавижу!
Давно бы выебал. Давно бы больно сделал, а мой максимум схватить и отшвырнуть от себя. За слова такие болезненные, что аж грудину спирает. Жестокая. Беспощадная. Ебанутая.
Да что ты хотел, Глеб?! Что ты, блядь, хотел, если сам такой же?! Я на неё смотрю когда — отражение своё вижу. Боль одна. И выхода не намечается.
Вижу, что пиздит мне. Что-то напридумывала себе? Вдолбила в свою башку или помог кто?
Где-то на задворках души мысли о Русе к верхушке подступают. Да не мог он…Не мог… Да и что мог сказать? Хер знает. Но больно всё равно. Чувство, будто вывернули меня наизнанку и на вертел
