Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова
Спустя время приходят какие-то парни. Встрепенувшись, подзываю Полину:
— Это Леша?
— А? Нет. Но он вот-вот должен быть. Он звонил… че-то там в дороге застрял… А это парни вообще не из нашей гимназии, они живут со мной рядом… Макс и Кирилл. Познакомить?
— Нет-нет, — отказываюсь я.
— Ну ты чего такая скучная-то? — смеется она. — Отличные парни! Не кусаются. Макс уже в универе учится. А Кирилл… не помню. Но они классные.
— А когда примерно Леша приедет?
— Ну не знаю, может, через полчасика будет. Ты что, куда-то торопишься? Вливайся в компанию. Потанцуй вон с девчонками… О, давай я тебе еще пунш принесу?
Она выхватывает у меня полупустой бокал. Возвращается опять с полным. Но меня уже мутит от корицы, и я незаметно отставляю ее пунш в сторонку.
Но тут отличные парни обращают на меня внимание и подсаживаются рядом. Что-то говорят, я почему-то плохо их понимаю. Меня вообще слегка мутит. Дурацкая корица… Да еще и музыка громко играет. А перед глазами моментами немного двоится. Но сморгнешь — и вроде ничего.
В очередной раз я бросаю взгляд на вход и просто немею… Смолин собственной персоной. А с ним его Барби и верная троица друзей. Ничего не понимаю… Они ведь в конфликте с Полиной.
Тут один из парней приобнимает меня за плечи и отвлекает от Смолина. Хочу скинуть его руку, но чувствую себя какой-то ватной и размякшей. Прямо так и хочется встряхнуться, разогнать кровь, сбросить это дурацкое оцепенение. И в этот момент, слышу, начинается, как по заказу, «You're Not Alone» Мэтта Нэша. А я ее обожаю просто. Делаю над собой титаническое усилие и встаю с дивана. Присоединяюсь к танцующим и будто растворяюсь в ритме. Прямо второе дыхание открывается. Собственное тело теперь кажется невероятно гибким и пластичным. На миг я смыкаю веки, а когда открываю глаза, прямо напротив себя вижу Смолина. На том самом диване, где только что сидела я сама. Отличных парней и след простыл.
Он смотрит на меня. Неотрывно. Долго. Мне немного неловко, как будто я танцую тут перед ним. Но будет, наверное, совсем нелепо, если я в смущении сбегу. К тому же не одна я тут танцую. Хотя на остальных он не смотрит. Только меня одну прожигает взглядом.
К нему подсаживается Барби, дергает его, пытаясь привлечь внимание, но даже тогда он не отводит взгляда. А от нее только отклоняется.
Да ну его к черту!
Отвожу глаза, но… почему-то совсем ненадолго. Он будто притягивает к себе. И я снова напарываюсь на его взгляд. Тяжелый, немигающий, горящий. И меня вдруг пробирает до мурашек. Пронизывает насквозь. Его взгляд будто наэлектризовывает меня. Заряжает какой-то странной энергией, от которой не только пылает кожа, но и в груди становится горячо и тесно. Я неожиданно ловлю себя на мысли, что теперь мне даже нравится, как он на меня смотрит. И сама смотрю в ответ так же неотрывно. А вскоре я и вижу только его глаза, а все остальное теряет очертания, расплывается и меркнет.
А затем я чувствую на себе чьи-то горячие крепкие руки, словно меня подхватывают и куда-то несут. Хочу открыть глаза и спросить, что происходит. Но веки просто неподъемные, а губы задеревенели. Голоса сливаются в невнятный гул и затихают. Последнее, что я успеваю уловить, это запах.
И я узнаю этот запах…
25. Стас
— Стас, я тоже хочу поехать с вами, — ноет Сонька. — Ну, пожалуйста, Стас… Это же такое зрелище будет… Так хочу посмотреть, что будет с этой проклятой шваброй…
— Сонь, — терпеливо повторяю я, — если ты поедешь, никакого зрелища не будет вовсе. Только ты там появишься, как она всё поймет и просто свалит.
Я и сам сто раз передумал — пойти туда или нет. Трудно объяснить, но с самого утра было почему-то на душе погано. Да нет, даже еще раньше, с воскресенья, когда Полинка нам всё рассказала. Только сначала это была больше злость. Я хоть и пытался успокоить Соньку, которая сразу запаниковала, но самого тоже это всё, конечно, выбесило. Даже сам от себя не ожидал таких эмоций.
Ладно Сонька, она в принципе слишком впечатлительная и тревожная. Но с чего меня так заело — сам не знаю. Ясно же, что вся эта мышиная возня Гордеевой бессмысленна. Ну что эта дура может выведать? У кого? Как? Во-первых, что там произошло — знают только наши. А во-вторых, с ней ведь никто и разговаривать не станет. Даже среди мелких уже разнеслось: «общаться со шваброй — зашквар». Нет, ничего ни от кого она не узнает. Бред это всё. Можно особо не париться, но нет же. Меня прямо зацепило.
И, вроде, я умом понимал ее мотивы, а все равно внутри аж кипело от злости. Говорил себе: мою бы Соньку довели до больнички, я бы сам устроил всем праздник общей беды. Но — именно устроил бы, а не втихаря разнюхивал, подслушивал, подглядывал.
К среде злость поутихла. Стало просто муторно, не знаю, почему. Хотя знаю — план этот меня с самого начала напрягал. Но если она после этого свалит от нас — всем действительно будет только лучше. И мне тоже.
Решил, что не поеду к Меркуловой. Но в последний момент опять передумал. В итоге мы с Владом, Русом и Милошем заявляемся в самый разгар. Пока ехали сюда, я уже себя накрутил до предела. Еще и Яна за нами какого-то черта увязалась. Цепляется за меня, трещит без умолку, смеется, а я даже реагировать на нее нормально не могу — внутри напряжение так и зашкаливает. Ищу глазами Гордееву и почти сразу нахожу. Она танцует в центре комнаты. Вроде, вместе с другими, но в то же время сама по себе.
Сгоняю каких-то левых чуваков с дивана, которые пялятся на нее, пуская слюни. Сначала просто смотрю, хотя нихрена не просто. Ведет меня моментально.
И вот я уже глаз отвести не могу и кроме нее никого не вижу. Дыхание вышибает напрочь. Будто она не под попсу какую-то танцует, а исполняет только для меня самый откровенный беллиданс. Это опять какой-то морок, тяжелый, горячий, неотвязный. Он затягивает как
