Путаница или Ребёнок от незнакомки (СИ) - Левина Ева
-Где Катя?
-Спокойно, Олег. Может выпьем сначала?
-ГДЕ ОНА? - заорал я, еще не подозревая, что услышу самое страшное. То, что разобъет меня на тысячу осколков и заставит буквально орать от боли и ярости.
-Всё это время она была в городе. В соседнем районе. Сегодня в восемь утра Катерина Шамаева пошла на аборт в пятую поликлинику.
Я впился взглядом в часы на стене и замер: девять тридцать.
Слишком поздно.
Это конец.
Глава 24
Глава 24
Наверно даже в самом пьяном угаре я не впадал в такое забытье. Дорога до чертовой поликлиники сохранилась в памяти лишь урывками, а столб, на который я чуть не намотал гелентваген, вообще как будто стерся из воспоминаний. Словно вспышками потом всплывали эпизоды, в которых Мороз выволакивает меня из машины и тащит на пассажирское и сам садится за руль.
Как я очутился в холле затрапезной больнички - тоже загадка. Но нас с Романом, бешеных и перемазанных кровью, наверняка запомнили все - и пациенты и перепуганные до обморока медсестры.
Заглянув в узкое низкое окно платной регистратуры, я практически зарычал:
- В какой кабинет пошла Катерина Шамаева? Сегодня на восемь утра она записана на аборт.
Медсестра испуганно моргнула глазами и внезапно расхрабрившись, возмутилась:
-Мужчина, это конфедициально!
Только я хотел рассказвть регистраторше, что думаю о их задрипаной поликлинике и о ней самой, как сзади послышался возмущенный бабский голос:
-Охамели совсем бандиты! Без очереди лезут!
Обернувшись, я посмотрел так, что баба, из уст которой вылетела эта тирада, замерла на месте.
-НАХЕР ПОШЛА, - коротко рявкнул я и снова повернулся к регистраторше.
-Вы что себе позволяете! Мой муж работает в органах! - пискнула она, - Бандитская рожа!
-Я твоего мужа самого на органы пущу! - злобно выплюнул я и повернулся к кассе, - не скажешь кабинет, я тут все к *баной матери разнесу!
-Третий этаж, триста одиннадцатый кабинет, - пискнула девица и испуганно втянула голову в плечи.
Не общащая внимания на остолбеневшую от моего ора толпу фойе, я ринулся наверх, краем глаза уловив, как Мороз сует деньги той самой истеричке из очереди и одновременно требует стереть запись на телефоне у какого-то подростка.
Дверь нужного кабинета я открыл практически ногой. Разумеется, тут же подоспела охрана, а потом и главврач, который, как оказалось, очень не любит скандалы на территории поликлиники, но при этом уважает деньги. После короткого объяснения и хорошей суммы в карман белого халата, он сам пропустил меня в кабинет, где за столом располагалась огромная бабища в белом халате.
-Наталья Борисовна, к вам с утра была записана девушка на процедуру прерывания беременности...
Услышав последнюю фразу врача, я практически заскрипел зубами, сжав челюсти до боли. Я понимал, что спусковой механизм в голове уже спущен, а предохранители слетели, но пока меня еще не накрыло до конца. Но это случится совсем скоро и тогда будет плохо... Мне и всем вокруг.
-Три девушки сегодня приходили на аборт.
-Её фамилия Шамаева. Катерина Шамаева, - прохрипел я.
-Ааа, вы отец... - протянула врачиха и смерила меня оцениваюшим взглядом.
-Что, бл*ть, ааа? Была или нет? - снова заорал я, теряя терпение.
Врачиха вздрогнула всем своим огромным телом, но все же попыталась напустить на себя бесстрашный вид и надула губы. От её молчания меня корёжило и трясло от гнева.
Неужели Катя это сделала?
Нет.
Даже от мыслей об этом, во рту разливалась горечь, а в груди начинало жечь так сильно, словно туда налили раскаленное железо.
Я подался вперед и навис над толстой докторшей так близко, что в её зрачках мог разглядеть собственный безумный взгляд. Видимо это окончательно её сломило, потому что после моего короткого "говори" она задержала дыхание и на выдохе выдала только одно слово:
-Была.
В этот момент внутри окончательно сорвало все предохранители, и я вылетел из кабинета, по пути проломив кулаком дверь. Хотелось орать, драться до вылетевших зубов и поломанных ребер, лупить в кирпичную стену кулаками, чтобы потом упасть без сознания и не чувствовать, не ощущать того, что в этот миг просто разрывало на части мою грудную клетку.
Не помню, как оказался на улице, но вдохув свежего воздуха, я начал торопливо доставать из пачки сигарету, но дрожащие пальцы не слушались. Я громко выругался и разорвал пачку пополам, и наконец, просунул между стучащих, как при ознобе зубов, тонкий фильтр.
Вопреки надеждам, дым не успокоил и не отвлек от боли. Но самым странным во всем этом дерьме было то, что в эту секунду, вопреки всему, я не хотел убить Катю. Будь на её месте Кристина - и злость и ненависть к ней уже застилали бы мне глаза, но это была Катя. Незнакомка, с которой я провел вместе всего один гребанный день. Девушка, которая убила моего ребенка, но былая такой же пострадавшей стороной в этой ситуации.
Паршивое чувство вины растекалось по крови как яд, тесно переплетаясь с никотином. Это я во всем виноват. Сначала я дал шанс аферистке, которая хотела заполучить меня в мужья, потом согласился на инсеминацию, и именно я напугал Катю до чертиков, не сумев сдержаться.
Теперь я точно понял, что больше не хочу иметь детей. Потому что такой отбитый на голову псих не должен становиться отцом. Никогда.
Именно тогда, когда я в последний раз затянулся сигаретой и бросил окурок, за рассеявшимся дымом, вдалеке появились очертания знакомой фигурки в пальто приметного мятного цвета. Я не хотел подходить и уже мысленно поворачивал противоположную сторону, чтобы никогда больше не видеть незнакомку, но ноги сами понесли вперед.
По мере того, как я приближался к ней, внутри поднимался животный гнев. Здравый смысл уступил место неконтролируемой ярости, которая требовала разрядки. Теперь, видя её живую и здоровую на скамье под мартовским солнцем, я испытывал ненависть. Вдруг захотелось доставить невыносимые мучения той, которая убила моего ребенка. Превратить её жизнь в ад.
Не дойдя до нее несколько шагов, я остановился . Руки сами собой сжались в кулаки, а желваки на скулах заходили ходуном. Если бывшая жена потеряла моего ребенка из-за глупости, то Катя сделала это намеренно. Сука. Она такая же паршивая сука, как и Кристина.
Нет. Она еще хуже. Потому что за один гребанный день влезла мне под кожу своими серыми глазищами и крышесносным запахом. Ведьма.
Я поднял глаза и замер. Человек передо мной мало походил на красивую девушку, которую я привез к себе три дня назад. Лицо Кати было опухшим от слез, а расфокусированный взгляд смотрел куда-то сквозь меня. Она была настолько измождена, что тонкую фигурку немного покачивало и казалось, что девушка вот-вот упадет.
Весь мой гнев рассыпался, как пепел. Поддавшись порыву я сгреб её в охапку и усадил к себе на колени. Руки сами начали немного покачивать вздрагивающую фигурку, а нос уткнулся ей в макушку, против воли вдыхая крышесносный аромат.
Катя не сопротивлялась, она как будто находилась в каком-то коматозе и что-то бормотала себе под нос.
-Прости, прости, прости мой малыш...
И тут я понял, как ей больно. Ей ведь в тысячу раз хуже, чем мне.
-Глупая, что ты наделала, - прошептал я, продолжая качать её на руках.
-Он меня никогда не простит, - горячо, словно в бреду шептала Катя.
Сначала мне показалось, что она говорит о своём женихе, но следующие слова повергли меня в шок:
-Прости, мой малыш, что хотела убить тебя. Прости...
В горле пересохло, а сердце в груди замерло, боясь сделать лишний удар. Неужели она не ...?! Я боялся даже поверить в то, что она сказала, чтобы не давать себе призрачную надежду. Медленно, очень осторожно я повернул котенка к себе и прикоснулся своим к её лбу:
-Маленькая моя, скажи, ты ведь этого не сделала?
Катя моргнула, словно выходя из забытья, и тихо прошептала, еле двигая пересохшими губами:
