Любовь через запятую - Настасья Карпинская

эта сука там оказалась, весь вечер хвостом крутила. Она же слово «нет» вообще не воспринимала, мозгов, как и гордости ноль. Последнее, что помню, что Миха отлить отошел, а эта курица на его стул села, пытаясь меня склеить. А потом просто чистый лист в башке. Пришел в себя в своей квартире один, состояние п*здецовое по-другому не сказать, ничего не помню, ни как из бара выходил, ни как в квартиру поднимался, вызвал частную скорую, они мне капельницу зарядили, легче стало, но память так и не прояснилась. Миха потом удивлялся, как я так умудрился, в говно надраться пили же наравне. То, что эта тварь мне что-то сыпанула, я уже потом понял, когда она с живом ко мне пришла. До семи месяцев скрывалась, чтобы наверняка, боялась, что на аборт потащу. Но я не поверил ей, ни единому ее слову. Потом уже, когда Варвара родилась, я тест ДНК сделал в пяти разных клиниках и везде результат один Варвара моя дочь.

От его слов внутри все сжалось, вставая комом в горле, тяжесть обиды стала тяжелым бременем собственной ошибки.

Глава 25

– Она мне писала, что у вас уже давно отношения и что ребенок – это закономерный итог. Просила не мешать вашей счастливой совместной жизни, не лишать ребенка отца. А я… Я хорошо помнила, что ты говорил Соколу, когда от него девчонка залетела, об ответственности за собственные действия, о том, что он обязан попытаться создать семью, дать шанс ребенку расти в полной семье. О том, что никогда нельзя бросать детей и неважно, любишь ты мать этого ребенка или нет. Поэтому ее слова упали на благодатную почву.

– А я и не собирался отказываться от дочери, но жить со Смирновой не стал бы даже под дулом пистолета. Брать ответственность целиком надо всегда, когда свои яйца в штанах не удержал. Ибо твой про*б сам виноват. Тут же за меня все решили, просто вырубив какой-то кислотой. Ребенок не виноват, что ее мать—дура конченая она моя плоть и кровь я с самого ее рождения рядом был и обеспечивал всем: кроватка, пеленки, памперсы, одежда, молочная смесь все, что было необходимо. Каждый день почти приезжал. Только Смирновой этого мало было, она же рассчитывала, что я на колено упаду с кольцом и букетом и буду ей руки целовать. А когда поняла, что этого не будет, что я даже жить с ней на одной территории не собираюсь, начала бухать и с каждым месяцем все больше и больше. Варваре почти пять месяцев исполнилось, когда я ее к себе забрал, просто приехал очередной раз, а эта сука пьяная в умат спит. Дочь в кроватке надрывается от крика, подгузник полный, опрелости, голодная. Просто собрал все детские вещи, ребенка и уехал. Сам учился всему, подмывать, кормить, переодевать, купать, стыдно почему-то было идти к родителям, знал, что мама все на себя возьмет, а это мое было, моя проблема, мой ребенок, мой косяк, ибо нельзя тварей таких как Ленка ближе пяти метров к себе подпускать. До рождения Вари я всех винил, что все по пизде пошло, Ленку, за то, что она натворила, себя, что сразу жестко ее не отбрил вообще при первом подкате, несерьезно к ней отнесся к ее больной одержимости мной, тебя винил, что не выслушала и уехала, обрубив все концы. А когда с Варей на руках остался, один на один меня почему-то отпустило, видимо, голова другим стала занята, земным, отрезвляющим. Ленка тогда только через сутки позвонила, спросила про дочь. Я сказал, что не отдам, пока она пить не перестанет, предложил ей лечение оплатить к клинике. Она меня просто послала и трубку бросила и больше не звонила, ни разу за почти уже пять лет. Я дочь хотел на море вывезти заграницу, пришлось к ней идти, чтобы документы подписала. Оказалось, что моя дочь стоит пятьсот тысяч. Она за бабки мне отказ от родительских прав подписала и даже не спросила как Варвара, вообще ничего не спросила. Так что Софья Денисовна, не было у меня ничего и никогда со Смирновой по собственной воле.

От его слов внутри все вибрировало, било болезненно по нервным окончаниям, скручивая в узел.

–Я…– начала и осеклась, вставший в горле ком душил, сделав глоток уже давно остывшего кофе, вновь подняла глаза на Ромку. – Тебе есть за что меня винить, за что ненавидеть и казнить.

– Соф.

– Не перебивай, пожалуйста. Раз сегодня вечер откровений, то и я свою паршивую душонку выверну, наконец. – По моим губам горькая усмешка и рука снова потянулась к сигарете. Подкурила, затягиваясь. Глуша дымом вновь поднявшуюся изнутри боль. Не помогало. – После той ночи и сообщений Смирновой я уехала. Решив для себя, что все и так понятно и, что мешать я вам не буду. А через две недели меня госпитализировали…. В гинекологию. С острой болью и кровотечением. Я была беременна. И я этого не знала. Выкидыш. Сохранить было невозможно. –Горло сжало, а на глазах снова слезы. Отвернулась к окну, делая затяжку, и на мгновение с силой сжимая веки, стараясь сдержаться. – Я потеряла нашего ребенка. – Произнесла еле слышно. Если бы я знала… – Еще одна затяжка, не ощущая ни дыма, ни вкуса никотина. Руки дрожали, а перед глазами снова стены больничной палаты и чувство полного одиночества и разъедающей пустоты.

Он поднялся и, подойдя ко мне, обнял, прижимая меня спиной к своей груди, нежно ладонью по руке и забрав мою сигарету, глубоко затянулся. Бросив окурок в миску с водой, развернул меня лицом к себе.

– Я сейчас скажу совершенно банальную вещь, но именно она и есть правда. Ты не виновата. Не вини себя, – и большим пальцем по моей щеке, стирая сорвавшуюся слезу. Вторую смахнула сама. Прижал сильнее к себе, целуя в волосы и позволяя уткнуться в его грудь. Внутри все еще плескался коктейль из эмоций, бередя душу. Подняла голову и потянулась к его губам, сама впервые за все это время. Он всегда был моим спасением, оплотом, фундаментом, той нерушимой стеной, которая защищала от всего, спасая от любых неприятностей. И время оказалось не в силах это изменить. Никто, ни один мужчина в моей жизни, не считая отца, не могли с ним сравниться. Только рядом с Ромкой я чувствовала себя в безопасности, только рядом с ним могла спрятать свои иголки и показать собственную уязвимость. Губами по губам, множа внутреннюю дрожь. Отстранилась,