Вера Колочкова - Ключи от ящика Пандоры
– Да нет, где мне! Из письма теткиного узнала. А насчет логических вычислений… Ты права. Видимо, благополучие – вещь заразная. Жила все годы в его розовых мыльных пузырях, какие тут, к лешему, логические вычисления! На корабле ржавчина была, а я с палубы лазурными волнами любовалась. Идиотка, да? Правда смешно со стороны выглядела?
– Ну что ты к этому «со стороны» так уж прицепилась! Выглядела, не выглядела… Кому какая разница, как ты выглядела! Хватит стыдливым пеплом голову посыпать! Говорю же, не о том думаешь, смени направленность мыслей! Лучше вон о ржавчине позаботься. Тем более ее вроде как и нет, по большому счету, название одно.
– Как это – нет? Ничего себе… Может, у Игоря и другой женщины с ребенком нет?
– Да есть, но не в этом дело. А наивность твоя – это тоже своего рода сила. Потому что она не от глупости, а от любви. Не все так могут любить, как ты, чтобы полностью в это дело вложиться. Насколько я понимаю, муж-то не всегда был с тобой. Или как это сказать – ведь было у вас что-то по молодости, да?
– Было, было. Наше семейное счастье началось, когда девчонкам уж по два года исполнилось. Я тогда его простила, потому что любила. Он меня предал, а я – простила, вот так, на раз-два. А он, выходит… Глупо как-то все, ужасно глупо и обидно.
– Так настоящая любовь всегда немного глупа. Особенно бабская. В этом ее сила и есть – в глупости да непременном позыве к прощению. Как там, в Послании к коринфянам, помнишь? Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится. Как еще? Не раздражается, не мыслит зла… Вот и ты терпи, не раздражайся, не мысли зла. Ну что сделаешь, если так произошло? Появилась женщина, взяла да родила ему сына. Он же не виноват.
– Да как не виноват! А кто тогда? Я, что ли? Так я ни разу в жизни ему не изменила! Он у меня первый и единственный был, представляешь? Вообще – один!
– Ну, молодец. И что? Тебе за это медаль на грудь повесить? Зачем ты на свою лебединую верность мужнино поведение проецируешь? Не смеши, Ир… Нет такого мужика, чтоб хоть раз даже самой распрекрасной и верной жене не изменил. Только не от всех мужиков бабы детей рожают, вот в чем дело.
– А от каких рожают?
– От тех, в которых влюбляются, которых надеются ребенком привязать!
– А… А она что, хотела его привязать?
– Ну, наконец-то, – хлопнула себя по коленям Ольга, откинувшись на спинку дивана. – Наконец-то слышу от тебя конкретный вопрос, по делу! Значит, голова проясняется, соображать начинаешь. Хочешь, расскажу, как все было? Чего уж теперь…
– Расскажи.
– Реветь не будешь?
– Нет. Я не слезливая, ты же знаешь.
– Ну, в общем… Познакомился он с ней в Марьинске, когда они с моим Самсоновым первый филиал открывали. Она, по-моему, то ли бухгалтер, то ли юрист. У них там дел было невпроворот, целыми днями вместе крутились – то в администрацию с бумагами, то в налоговую. Насколько я понимаю, она сначала к Самсонову симпатию проявила, а потом перевела инициативу на Игоря. И впрямь, если уж выбирать, то твой пофактурнее моего будет. Скорее всего та инициатива была творческой до фанатизма, и твой Игорек, как честный гусар, не смог даме отказать. Не знаю, может, слегка заигрался, потому что не было бы никакой особой проблемы, если б эта девица не вообразила себе невесть чего!
– Значит, он действительно повод дал, если вообразила. Он… Он ее любил, Оль?
– Да тьфу на тебя! Опять за рыбу деньги! Чего ты привязалась? С детства стихов начиталась, что ли, – не отдавай поцелуя без любви? Если переспал, значит, уже и любит? Да он тебя одну по-честному любит, и я, право слово, удивляюсь, за что! Сидит, раскиселилась: ах, женщина, ах, ребенок… Надеюсь, ты ему истерику не собираешься закатывать? Или уже?
– Пока – нет.
– Ага! Значит, сработал-таки подсознательный стоп-кран, прикрыл бабским инстинктом задницу! Ну, тогда все в порядке, что ж…
Ей почему-то послышались злые нотки в Ольгином победном голосе. Даже взглянула на нее удивленно – чего она так, будто разочарована немного.
– Нет, а я-то какова, надо же! Выворачиваюсь тут наизнанку, прилетела спасать подругу… А она и без меня хорошо соображает, смотрите-ка!
– Да, я пока с ним не говорила, – сделала Ирина старательный акцент на слове «пока». – Вот с силами соберусь и скажу, по-другому просто не смогу. Не сумею жить во вранье. Я себя знаю.
– Ну вот, здрасте, приехали, действие третье, все те же, в лаптях! Зря я тебя похвалила, выходит?
– Если это у тебя называется – похвалила, значит, зря. Не сумею молчать и в себе носить. Не смогу.
– Смогу, не смогу – сможешь, куда денешься. Вот зуб даю! Все мы, бабы, такие: какими бы гордыми себе ни казались, а стоп-кран всегда вовремя срабатывает. Ничего, пережуешь, дальше жить будешь, другие и не такое пережевывают. По нынешним временам бескомпромиссность – слишком большая роскошь. Даже больше скажу, это своего рода наглость, хотеть всего и сразу – и любовь, и семью, и бескомпромиссность! Не многовато ли будет, Ир?
– Не знаю, Оль. По-моему, это нормально – всего этого хотеть. Мне казалось…
– А надо было креститься, если казалось. Казалось ей! Да тебе ли на жизнь жаловаться, бескомпромиссная ты наша? Хватит с тебя и того, что муж любит и носится с тобой, как дурень с писаной торбой. Да ты погляди, как другие живут, и сделай выводы! Это нам, бедным, приходится всю жизнь одними компромиссами пробавляться! Думаешь, легко той же Стелле под старого Горского каждую ночь ложиться? А мне? Я уж забыла, когда мой Самсонов… А, да что с тобой говорить, сытый голодного не разумеет.
Ольга гневно махнула рукой, потянулась за новой сигаретой. Прикурив, хмыкнула вдруг, подмигнула заговорщицки:
– Представляешь, до чего дело дошло: помнишь, я этой весной одна в Испанию ездила? И вот, я там себе мальчика на пять дней купила. Эт-то, я тебе скажу, что-то с чем-то… Так классно оторвалась, словами не описать! До сих пор воспоминаниями живу!
– Погоди, Оль… Что-то я не поняла… В каком смысле – купила?
– Ну да, где тебе – я ж говорю, сытый голодного не разумеет. Сытый только и может, что в рефлексии впадать – ах, ох, мне муж десять лет изменяет… А то, что он исправно десять лет супружеский долг исполняет, это у нас как бы и не считается! Зажралась ты, вот что я тебе скажу!
Ольга вдруг резко поднялась с дивана, нервно прошлась по гостиной. Ирина глядела на подругу во все глаза, пытаясь как-то принять диковинную информацию. Ничего себе – мальчика купила… Какая странная и незнакомая жизнь – чужая совсем, другим боком повернувшаяся. Скорее, неприятным. Даже глаза захотелось закрыть и втянуть голову в плечи, чтоб не видеть, не слышать… И вздрогнула от уже довольно спокойного голоса:
