Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна

— Любишь? — переспрашиваю я, чтобы убедиться, что не послышалось. Марк, как загнанный зверь, мечется взглядом, но понимая, что отступать некуда обреченно кивает.

— Люблю. Засыпаю с твоим именем и просыпаюсь с ним. И каждый день живу с мыслью, что когда-нибудь решусь… Решусь и скажу, и вопреки здравому смыслу услышу, что тоже любишь…

— Марк, это же не мелодрама, — говорю я вкрадчиво, чтобы донести до него абсурдность его же слов, — и не бульварный роман. Это реальная жизнь. В жизни не получится испытывать любовь к тому, кто мучил столько лет.

— Думаешь, я не знаю? Я же не идиот, я все понимаю. Но ничего не могу поделать с собой — люблю и ненавижу за то, что люблю! — упрямо твердит Радецкий.

— Хватит, довольно! Думаешь признался, и я разомлею? Нет, этого не будет, — твердо говорю я, хотя голос норовит сорваться, — я… не испытываю к тебе ничего… — вот сейчас скажу и полегчает, но что же я молчу? Отчего не решаюсь? Скажи же! — кроме ненависти, — произнесла и отвернулась, боясь даже посмотреть в его сторону.

Он молчит, а я боюсь повернуться. Ничего не слышу из-за шума стремительного потока крови в ушах и не чувствую его приближения. Из-за этого не успеваю среагировать, отойти, отскочить, когда Марк обнимает меня со спины, утыкается губами в шею и жадно всасывает кожу, от чего подгибаются колени и сердце заводится в бешенном ритме. Марк прижимает меня к себе теснее, его губы движутся вниз и переходят на плечо, оголившееся легким движением его пальцев, которое я тоже позволила. Позволила его ладони проникнуть в вырез джемпера и коснуться груди, позволила себе млеть от этой ласки.

— Может ты меня и не любишь, — доносится до меня горячий шепот, — но точно хочешь. Как бы не отрицала.

Он говорит, а я не понимаю, будто слышу иностранную речь. Марк каким-то чудом, иначе я и не могу объяснить легкость его действий, разворачивает меня к себе лицом и сразу же прижимает спиной к стене. Его губы накрывают мои, а я не протестую. Руки блуждают по телу, а я испытываю удовольствие от тех ожогов, которые они оставляют. Он целует глубоко, кажется, хочет поглотить, подчинить, но я уже сдалась, иначе бы давно залепила по его наглой самодовольной физиономии.

Где-то в отдалении я слышу голос разума, который твердит «остановись», но его топят волны блаженства, нагоняемые горячими прикосновениями и сладостными поцелуями. «Остановись, остановись…»

— Остановись! — вторю я, и Марк замирает.

Его зрачки расширились настолько, что я не вижу цвета глаз. Марк смотрит хищно, плотоядно, как тигр на свою добычу, гипнотизирует и готовится вцепиться.

— Я не хочу…

— Не хочешь? Ты отвечала мне, — припечатывает Марк, — твое тело отвечало мне. Чтобы ты ни сказала, это не будет красноречивее языка твоего тела.

— Марк, этот разговор себя исчерпал…

— Даже не начинай! — перебивает меня Радецкий бесцеремонно, — не уподобляйся игре актеров в дешевых сериалах. Я устал от этой глупой игры в ненависть, я не хочу больше ненавидеть! Мы решим все здесь и сейчас!

— И чего же, позволь узнать, ты от меня ждешь? Что мне сказать? Что я все забуду и теперь мы счастливая влюбленная пара? Даже если я… — сбиваюсь на мгновенье, пытаясь подобрать правильное слово к сложившейся ситуации, но как на зло, это слово никак не приходит на ум и молчание длится несколько дольше, чем мне бы хотелось, — если мое тело реагирует на тебя, это не означает, что тоже самое происходит в моей голове. Всего лишь физическая реакция и не более того.

— Послушай, — тихо произносит Марк и как-то устало трет переносицу, — я не прошу всего и сразу, и даже не надеюсь. Но, мы ведь можем попробовать наладить отношения?

— Предлагаешь мир? Будем улыбаться друг другу на переменках и желать доброго утра? — уточняю я его идею, от которой уже становится смешно.

— С этого можно начать. А потом пара свиданий, возможно, исправит положение.

— Я хочу тебе напомнить, что в моей жизни уже есть парень, — не подумав, говорю я.

— Фирсов? Меня не волнует…

— А меня волнует! — моя очередь грубо перебивать.

— Значит, ты можешь целоваться со мной, но при этом помнишь о своем верном псе?

— Не смей так говорить о нем! — огрызаюсь я, — Димка всегда был рядом, поддерживал, помогал, пока ты занимался тем, что уменьшал количество моих нервных клеток!

— А на него ты так же реагируешь? Тебя так же трясет от его прикосновений? — кажется, у меня щеки горят от столько интимных тем, которые я не по своей воле вынуждена обсуждать с Радецким, — он тебя целует с такой же страстью? Так же зажимает тебя…

— Прекрати!

— А в чем дело? Боишься признаться, что это не так? Что таким образом ты реагируешь только на меня?

— Разговор зашел в тупик, — констатирую я, запускаю пальцы в волосы и, ухватив несколько прядей, сильно стягиваю их между пальцев, сознательно причиняя себе боль, чтобы отвлечься от происходящего.

— Перестань сопротивляться, — я вздрагиваю и широко распахиваю глаза от его голоса у самого уха. Он подошел так тихо, что я даже не заметила, и теперь снова давит на меня своей энергией.

Марк берет мое лицо в свои теплые ладони и заглядывает в глаза — такой пронзительный взгляд от него я вижу впервые, и в голове у меня на долю секунды зарождается мысль пойти на поводу у своего тела. Всего лишь на долю секунды я это представила, но этого момента хватило, чтобы случайная мысль пустила корни и мгновенно разрослась по телу реальным желанием вновь ощутить его губы, его прикосновения и излишне вольные ласки. На моем теле должно быть оставались ожоги от его огненных ладоней, неизвестно когда проникнувших под джемпер. Как поток воздуха раздувает пламя в камине, так поцелуи несносного одногруппника, вопреки какой-либо логике, разжигают во мне пожар, обжигающее пламя которого скапливается в животе и разгорается сильнее, когда руки Марка поднимается выше, провокационно задевая грудь. Короткие мимолетные касания пальцев, которые не способны отпугнуть, заставляют меня дрожать, а сладостное чувство концентрируется внизу живота, нарастает и распирает, причиняя боль и, одновременно, даря первобытное наслаждение.

— Прекрати пожалуйста, — всхлипываю я, едва его губы впиваются мне в шею.

Марк проводит языком по впадинке возле уха, и пламя внутри меня сжигает весь кислород в легких, заставляя резко и часто дышать.

— Прошу тебя, — молю я вновь, но уже не уверена, чего именно хочу, и в тот момент, когда Марк отстраняется, с моих губ срывается протестующий стон.

Глава 16

Марк отстранился всего на мгновенье, и вновь притянул мое безвольное тело, заключив в теплые объятия. Как бешено бьется его сердце — удивительно, что оно не выскакивает из груди. Мы стараемся выровнять дыхание, но как оно может выровняться, когда ладони Марка методично гладят мою спину? Удивительно, но все произошедшее вовсе не кажется мне неправильным, ошибочным или отвратным. Вопреки всему, я впервые чувствую себя настолько легко и естественно, и нет даже малейшей возможности укорить себя или убедить, что произошедшее — плохо.

— Я отвезу тебя домой, — тихо говорит Марк.

— Нет, не нужно… — это ведь безумно глупо. Мы не пара и не будем ею, так зачем меня куда-то везти? Чтобы быть как те, кто стоят по вечерам возле подъездов в обнимку?

— Я отвезу, — повторяет он, а я не нахожу в себе силы противиться.

Мы стоим обнявшись несколько минут, и чем дольше длятся следующие секунды, тем ближе понимание, что вот-вот мне придется Марка отпустить, и согревающее душу аномальное тепло исчезнет, а на смену неге придет нечто другое, что заставит жалеть о случившемся. А я вовсе не хочу жалеть, не хочу искать причины поступка Марка или своего ответа, хочу простоять как можно дольше, согреваемая его теплом. И наплевать, что и тело, и душа откликнулись именно на этого человека.

Удивительно, но именно он разрывает наш контакт, хотя по всем канонам это должна была сделать я. В кабинете полумрак, свет сюда просачивается тонкой полоской из-под закрытой двери, да от уличного фонаря, висящего, видимо, где-то возле окна. Но это к лучшему, Марк может и увидеть моего горящего лица, да и мне нет нужды смотреть на него. В такие моменты надо что-то говорить, наверное, но какие слова могут быть уместны в такой ситуации? Все, что мне остается, молча поправить свой свитер и найти пальто, небрежно свисающее с края парты. Прежде чем выскочить из кабинета, пальцами распутываю волосы, укладывая их от лица, чтобы вид не был совсем растрепанным. Яркий свет в коридоре, разумеется, ослепляет. Я быстро иду к лестнице, но не быстрее, чем Марк, упрямо следующий за мной, но, спасибо ему за это, не пытающийся заговорить. Он игнорирует гардероб и выходит на улицу в одном лишь джемпере, а ведь я надеялась ускользнуть как раз в эту минуты форы. Но нет, когда мы проходим мимо парковки, Марк берет меня за локоть и тянет к своему авто.