Притворись мной, я буду тобой (СИ) - Янтарная Регина
— Почемучка, ты хочешь узнать, почему Пудра? Ты же знаешь, потому что мозги мне пудришь!
— Ах, ты, негодник, — я щекотала его тело своими волосами. До тех пор, пока мы не оказывались в лапах страсти.
Пальцы Ярослава сжимались на моей груди. Его колдовские глаза проникали в самую мою женскую суть, и моё сердце замирало Затем бешенно стучало, разгоняясь вслед за сердцем Яра, пытаясь войти его ритм, присоединиться к темпу и мчаться с ним в унисон.
Я яростно сжала пальцы на ключицах, неотрывно глядя в зеркало прямо себе в глаза. В серых призрачных бушевала буря. Буря — смертельным врагом которой стала… Диана.
Мои руки сместились на живот, начинались истеричные спазмы. Сердце неугомонно стучало, набирая энергию ненависти. Я пыталась сдержать цунами, задерживая дыхание, приказывала себе не плакать, но волна ярости набирала обороты.
В висках стучало:
— Это ты во всём виновата! Диана, это ты предательница!
Цунами накрыло с головой.
Я громко закричала:
— Это ты предательница! — и ударила кулаком в зеркало. Оно не разбилось, поэтому следующий удар пришелся по животу. И еще один. И еще. Я избивала себя. Я все вспомнила…
Вспомнила, как отпустила руку Алисы.
Вспомнила силуэт мамы в черном траурном платье.
Мама всегда носила платья с только яркими принтами, а в тот день надела черное однотонное платье и сказала:
— Дочка ты еще маленькая, я не могу объяснить тебе, зачем отпускаю свою любимую малютку. Когда вырастешь, я всё объясню. Запомни цвет моего платья, цвет траура и печали.
— Мама, тебе грустно?
— Да, Диана, я скорблю по своей утрате. Мою душу разорвали пополам.
Меня бомбило, рыдания сотрясали тело. Казалось, оно не выдержит спазмов и разорвется на части.
Попыталась проглотить слезы, и медленно двинулась к душевой. Ванну я точно не заслуживала, мне нужно было отскрести душу от грязи под проливной водой.
Я не мыла голову, а просто драла себе волосы, выдирая клок за клоком. Горячая вода обжигала кожу, а я продолжала раскручивать кран, увеличивая напор горячей, как магма воды. Я не могла согреться, меня трясло, и дрожь в конечностях не унималась.
— Яр, где ты? Ты мне нужен. Сейчас… — зубы стучали. Слёз совсем не осталось, моё лицо сформировалось в гримасу, из горла вырывался стон раненной женщины.
Инстинкт самосохранения заставил выключить воду. Я медленно заскользила вниз, на пол, не обращая внимания на боль, на покрасневшее тело.
— Яр, прости, пожалуйста. Ненавижу себя за предательство. Ты же сказал, что не изменял. Я должна была поверить. Мы же поклялись друг другу в верности! Простишь ли ты меня?
Меня снова накрывало.
Я оперлась спиной о запотевшую душевую кабину и снова позволила телу спазмироваться от рыданий.
Лежа на гладком полу душевой, свернувшись в клубок, думала о том, что хочу умереть.
Дверца кабины открылась, и женский злой голос приказал:
— Вставай немедленно! Надоело на это смотреть.
Я проглотила ком, застрявший в горле, и протянула ей руку. Сил встать у меня не было.
Кончиком языка обвела припухшие от укусов губы, и поднялась, удерживаемая горничной.
Дальше я подчинялась, молча стояла, когда меня вытирали, одевали в халат, вели в постель.
На мгновение голубые ледяные глаза стали тёплыми, и грудной голос спросил:
— Влад причинил тебе боль?
— Нет. Я сама, — честно ответила я.
Слёз больше не было. Сердце размеренно стучало, зная точно, что в нём живёт любовь к двум самым близким людям на свете.
Жаль, что ими были не отец с матерью. Сейчас я находилась в раздрае. Мама Вера обманула, отец тоже. Может, он не мой отец. Ведь отец Алисы при смерти, так Влад сказал, а у нас с ней один папа на двоих.
Мои глаза закрылись. Проваливаясь в сон, вижу, как крепкие руки в татухах сжимаются на моём побдородке, поднимая моё лицо к хозяину. Большая ладонь накрывает мою голую грудь, и я с ужасом смотрю в дикие темные глаза. Черный зрачок поглощает не только радужку, но и меня.
Я с ужасом понимаю, что я не в руках Яра.
Моя моральная измена давит на меня, продавливая на дно, где я падаю на кровать с голым чужим мужчиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Просыпаюсь посреди ночи, с осознанием, что занималась во сне сексом с Владом. Мне безумно стыдно, я вся горю. Трогаю лоб — горячий, липкий от пота.
Я реально вся горю, грудь залита потом.
Медленно сажусь в кровати и тут же начинаю кашлять.
— Неужели снова воспаление легких? — в ужасе нажимаю кнопку вызова.
Кажется, Анна — единственный человек, который мне сейчас нужен.
Глава 13
Ярослав
Мои мысли по-прежнему бродили в прошлом, когда я услышал громкий звонок мобильного телефона. Взглянул на незнакомый номер, принял решение не отвечать. Но не тут-то было, телефон разрывался как чумной.
— Да, — грубо ответил.
— Ярослав, здравствуй. Признал?
В тихом надтреснувшем голосе я не сразу узнал бывшего друга.
— Николай? — предположил нерешительно, крепче сжимая телефон в руке.
— Он самый, — в голосе говорящего просквозила радость.
Поднялся из кресла, и начал прохаживаться по комнате. Энергия требовала выхода.
Я недоуменно молчал.
Трубка также.
Первым заговорил Кошкин.
— Яр, прости меня. На взводе был тогда, не хотел понимать тебя, не верил, что у тебя большая и чистая любовь к моей дочери. Не понял, что у вас всё серьезно. Ты же до неё женщин менял чаще чем стрижку. Для меня Дианка всегда была светом в окне. Я её любил за двоих. Как она?
— Хорошо, — выдавил, скрипя зубами. Затем добавил:
— Значит, сейчас ты всё понял и осознал?
Гнев топил меня. Мне что радоваться, что Коля сейчас всё осознал? Сейчас? Серьезно? Когда стало слишком поздно для нас с Дианкой.
Я съёрничал:
— Кошкин, неужели ты поумнел? Какова причина?
На другом конце раздался громкий кашель. Отстранив трубку от уха, я выждал, затем вернул ее к уху, чтобы услышать жуткое признание:
— Падла — рак и Алиса — моя дочь.
Как гром среди ясного неба. Какой рак? Коля чуть старше меня! Про вторую дочь я давно догадался, поэтому сильно не удивился.
Я нервно теребил ворот рубашки, обдумывая, что ответить, но не мог подобрать слов поддержки.
Паузу прервал Коля:
— Ты что там уснул? Я буду жить, у меня ремиссия.
Набрав побольше воздуха в грудь, уточнил:
— Чем тебе помочь?
— Не мне. Дочке Алисе.
Так, значит, я был прав по поводу наследства мадам Испанки. Самодовольная ухмылка растянула мои губы в гримасу. Всё-таки я ас в расследованиях и распутывании жизненно хитросплетенных клубков.
— Не вопрос, проси, что хочешь. Всё сделаю.
— Алисе нужна помощь, — глухо проговорил Коля… и заплакал.
Какого ляда? Я оторопел, не зная, как реагировать.
— Где Алиса?
— Здесь в Швейцарии, лежит в госпитале в Цюрихе с переломом ребер и руки.
Самодовольная ухмылка, расползшаяся по моим губам, тут же исчезла.
— Авария?
— Да. Я не могу с ней сейчас остаться. У меня завтра начинается последний курс химиотерапии, нужно вернуться в госпиталь. Бросить Алиску одну тоже не могу. Сердце кровью обливается, когда смотрю на свою беспомощную крошку. Рука правая сломана, она сама поесть не может. Конечно, у нее есть сиделка, но это чужой человек. Понимаешь?!
Я вспотел, когда до меня дошёл смысл просьбы:
— Ты просишь, чтобы мы с Дианой приехали к Алисе?
— Ни в коем случае не впутывай Ди в это дело! — раскудахтался Коля, откашливаясь и тяжело дыша. — Ни Вера, ни Диана, ни Володька не знают ни о моем недуге, ни об Алисе. Я для них — в вечной командировке.
— Э-э, — теперь я прочищал горло, надеясь, что это поможет прочистить мне мозги. Я охреневал.
— Ты не сказал семье, что болен?! Ты реально больной на всю голову. Ди с ума сойдет, узнав правду, — простонал я, отрывая пуговицу с корнем от рубашки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Поэтому не сказал, — обреченно вздохнул Коля. — Только Алиска знала, что со мной. Она ведь ко мне ехала, неслась по автобану как угорелая, думала, мне стало хуже. Я ее просил не торопиться… Но ведь они у меня обе строптивые, что Диана, что Алиса, — в голосе Коли прозвучала отцовская гордость.