Барбара Делински - Сладкое вино любви
Оливия рассматривала его издалека, не боясь, что ее заметят. Встретив его впервые во дворе неделю назад, она решила больше не попадаться ему на глаза в такой ранний час – он неправильно ее поймет. К тому же отсюда, со своего насеста можно было разглядывать его сколько угодно.
Еще пять минут – именно столько он будет стоять под деревом, любуясь своими владениями. Потом направится к ангару через виноградник и исчезнет в тумане. Должно быть, этот ритуал вошел у него в привычку.
Так и есть: прошло пять минут, он сделал движение, чтобы уйти, и неожиданно повернул голову, словно прислушиваясь. Был виден его суровый профиль, прядь, упавшая на лоб. Внезапно он обернулся и посмотрел на нее в упор.
«Он меня не видит», – сказала она себе, застыв как изваяние и почти не дыша. Сердце ее колотилось в груди, как у пойманной птицы. «Вот и попалась», – подумала она, тяжело дыша.
«Он меня не заметил», – мысленно твердила она. Нет, заметил! Но Саймон уже зашагал прочь, следуя своему ежедневному ритуалу.
Глава 10
Дождь барабанил по крыше чердака, где Натали раскладывала старые фотографии. Оливия их сразу узнала, они были в первой посылке, которую Отис получил из Асконсета несколько месяцев назад. Среди них не оказалось снимка той неизвестной женщины. Эти фотографии были сделаны гораздо раньше – простенькие черно-белые снимки, запечатлевшие поля и серые невзрачные постройки, среди которых Оливия признала Большой дом в самом начале строительства.
– А вы наблюдательны, – похвалила ее Натали, продолжая рассматривать снимки. Их поблекший черно-белый мир переносил Оливию назад, во времена Великой депрессии. Мгновение – и она снова вернулась вместе с Натали в холодный дождливый день 1930 года.
Натали взяла со столика фотокарточку Карла – свое первое отчетливое воспоминание детства.
– Он был одет почти так же, как на этом снимке, только в тот дождливый день на нем была шерстяная куртка и коричневая кепка. Он показался мне высоким, рослым, и я не на шутку испугалась. До сих пор не понимаю, почему я не бросилась прочь, едва его увидев. Карл не улыбнулся, но что-то подсказывало, что он… добрый. А в тот день мне так хотелось, чтобы меня кто-нибудь пожалел.
– Ты потерялась? – спросил он.
Я покачала головой.
– Тебя кто-то напугал?
Я снова покачала головой и убрала мокрые пряди с лица.
– Ты чуть не плачешь. Тебе плохо?
Да, я замерзла, промокла, мне было страшно и одиноко.
– Я хочу домой.
Карл бросил взгляд в сторону фермы:
– Да вот же дом.
Но я не считала домом это мрачное каменное здание.
– Мой дом в Нью-Йорке.
– Я был в Нью-Йорке – мне там не понравилось. Здесь лучше.
– Почему?
– Воздух чище, деревья, вода.
– У вас тут только дождь и грязь, – заявила я.
– А ты знаешь, что такое грязь?
– Знаю – мокрая земля! – обиженно выкрикнула я, решив, что он нарочно разговаривает со мной, как с маленькой.
Карл спокойно возразил:
– Только снаружи. А внутри – почва, из которой все растет. Нигде больше нет такой земли. – Он присел на корточки и провел ладонью по мокрой грязи. – Видишь? Она мягкая, рыхлая, хорошо впитывает воду. На ней можно столько всего вырастить.
– А я не хочу ничего выращивать!
Он встал и подставил грязную ладонь под дождь.
– Это потому, что ты хочешь обратно в Нью-Йорк. Но теперь ты живешь здесь, у нас.
– Все мои друзья в Нью-Йорке.
– Заведешь новых.
– И школа в Нью-Йорке.
– Наша школа не хуже.
– Я здесь не останусь! Поеду обратно в Нью-Йорк!
– Это тебе родители сказали?
Нет, ничего они не говорили. Как только это дошло до моего сознания, мои глаза наполнились слезами. Едва сдерживая слезы, я чувствовала себя самым несчастным человеком на свете.
– Такая одежда никуда не годится, – озабоченно нахмурился Карл. – Тебе надо надеть брюки, ботинки потолще и куртку, как у меня. – С этими словами он снял свою куртку и накинул мне на плечи.
Контраст между грубой шерстяной курткой и моим голубеньким пальтишком был слишком велик, но его куртка была гораздо чище и теплее, чем моя промокшая и грязная одежда.
– Идем, я провожу тебя домой. – Он махнул рукой, приглашая следовать за ним. Дождь уже успел смыть грязь с его ладони.
– И вы носили все эти вещи? – спросила Оливия Наталм.
– Какие вещи?
– Ну, джинсы, ботинки, куртку, как у Карла.
Натали взяла со стола фотографию, изображавшую группу подростков на уборке картофеля. Реставрируя снимок, Оливия решила, что здесь только мальчики. Но Натали загадочно улыбнулась, и Оливия внимательнее вгляделась в нечеткие лица детей.
– Так это вы и есть? – спросила она, указав на подростка, который, несмотря на джинсы, рубашку и грубые ботинки, выглядел совсем не по-мальчишески.
Натали кивнула.
– Вот это Карл. Это мой брат Брэд. Карл и Брэд были примерно одного возраста. Эти двое – сыновья наших соседей. Мы давали им картофель и кукурузу в обмен на молоко.
Оливия смотрела на девочку в джинсах. Она уже знала, что семья Натали потеряла почти все, прежде чем переехать в Асконсет, но никак не могла в это поверить. В своих фантазиях она рисовала для Натали жизнь роскошную и праздную, И горькая правда поразила ее.
– Сколько вам было лет в ту пору?
– Около семи.
– И вы работали в поле? – недоверчиво спросила Оливия.
– Всем приходилось работать.
– А как же закон, запрещающий детский труд?
Натали улыбнулась:
– Эти законы не распространяются на семью, которая выращивает овощи, чтобы хоть как-то прокормиться. Нам еще повезло – мы не закладывали имущество и ферму. В начале тридцатых фермерские доходы так упали, что многим пришлось продать плантации: цены на фермерскую продукцию были такими низкими, что вырученных денег не хватало на выплату закладной. – Она указала на соседских ребятишек: – Они лишились своей фермы.
– И что с ними было дальше?
– Мой отец выкупил закладные. А мальчишки, когда подросли, работали у нас на маслобойне.
– Я думала, ваш отец остался без гроша.
– По нью-йоркским меркам – да. Но все относительно. Он скупил соседские фермы за бесценок.
– Где же он взял деньги?
Натали показала ей фотографию, запечатлевшую Джереми Берка на тележке, нагруженной теми же бочками, что Оливия видела на снимке с Карлом и лошадкой.
– Вино? – догадалась она.
Натали кивнула.
Оливия осторожно спросила:
– Во время Депрессии вы существовали на средства от продажи вина?
– Мы производили не так уж и много. У нас не было технологии, То, что вы видите на этой фотографии, – весь наш урожай за сезон. Но цены на вино были гораздо выше цен на овощи. Черный рынок и «сухой закон» сделали свое дело.
