Тесса Дэр - Исцеление любовью
– Я перевяжу несчастное создание. Рана глубокая. У меня с собой есть целебная мазь, она поможет. Аптечка в большом зале. Дункан, нам понадобятся бинты.
Дункан сорвался с места, не дослушав.
– Разумеется, мисс Пелэм.
Иззи прижимала к себе горностая.
– Я отнесу Белоснежку в башню и прослежу, чтобы она не сбежала, а потом присоединюсь к вам.
Договорившись о встрече, они расстались.
Пока Иззи взбиралась по лестнице, Белоснежка уютно устроилась в кармане ее халата. Погоня так утомила маленькую охотницу, что она сразу же уснула.
– Герцог разозлится на тебя, – упрекнула Иззи, запирая Белоснежку в позолоченную клетку-шар. – И конечно, на меня.
Кстати, а где Ротбери? Не может быть, чтобы вой не разбудил его. А если он проснулся, то наверняка заметил, что с его собакой творится что-то неладное.
Несмотря на все вопросы и сомнения, поступь Иззи была легкой и беззаботной, пока она направлялась из башни в большой зал. Теперь, когда жуткое воющее привидение было разоблачено и оказалось безобидным Магнусом, Иззи ощутила прилив отваги.
Она справится. Она выдержит все, и этот замок станет ее домом.
И тогда…
Пробегая по коридору, краем глаза Иззи вдруг заметила что-то странное в одной из пустующих комнат.
Что-то бледное, скорчившееся, словно от боли.
Издающее стон.
Сердце Иззи предприняло судорожную попытку выскочить из груди. Но спасаться бегством она не стала. Она приблизилась к странному видению, крепко сжимая свечу.
Постепенно очертания призрачной фигуры стали отчетливыми и знакомыми.
Иззи растерянно заморгала.
– Ваша светлость?
Глава 10
Черт, черт, черт.
Рэнсом поморщился от звуков знакомого голоса, словно ввинчивающихся ему в череп.
Так он и знал, что она найдет его здесь, увидит его таким. Скорчившимся на полу, с подтянутыми к груди коленями. Парализованного невыносимой болью.
Зачем он вообще согласился на дуэль на шпагах? Ему следовало настоять на пистолетах. Конечно, сейчас он был бы уже мертв. Но смерть предпочтительнее, чем одна минута этой жгучей, стреляющей в голову боли.
– В чем дело? – спросила Иззи. – Вам плохо?
Пройдя по комнате, она присела возле него.
– Уходите. Оставьте меня. – Он перекатился на бок, обхватил колени, притянутые к груди, и прижался виском к прохладному гладкому камню.
– У вас приступ?
– Просто… – Он поморщился: новая вспышка боли пронзила его от глазницы до затылка. – Просто головная боль.
Это была не просто боль, а пытка. Боль рвала половину черепа изнутри, отдавала в затылок и глаз.
Один раз, другой… и еще, и еще.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Иззи.
– Тем, что уйдете.
– Я не уйду. Вы не оставили меня, когда я упала в обморок.
– Это другое… – с трудом выговорил он. – Тут ни при чем…
– Сострадание ни при чем – знаю, знаю. Только чтобы не приманивать паразитов. Если не хотите видеть меня, может, позвать Дункана?
– Нет. – Ему удалось выпалить это слово, но за свои усилия он немедленно поплатился. От боли перед глазами возникли ослепительные белые вспышки.
Но Иззи не ушла.
– Может быть, вам нужна вода? Виски? Какие-нибудь порошки?
Скрипнув зубами, он с трудом покачал головой.
– Ничего не помогает. Надо просто переждать.
– Долго?
– Может, час.
Час, который тянется так же долго, как жизнь. Целая жизнь ударов острым копьем в основание черепа. Постоянных и неумолимых.
– Я побуду с вами, – решила Иззи.
Она положила руку ему на плечо, и от этого прикосновения его начала бить дрожь.
Рэнсом привык справляться с болью своими силами. В детстве у него просто не было выбора. Его мать умерла меньше чем через час после его рождения. Отец не терпел слез, пролитых над ушибленными пальцами или оцарапанными коленками. Старый герцог считал, что Рэнсом должен в одиночку преодолевать боль и болезни. Нянькам и другой домашней прислуге было запрещено даже обнимать мальчика. Никакого баловства. Никаких маленьких радостей. На этом настаивал отец Рэнсома.
И он был прав. Научившись справляться с болью самостоятельно, Рэнсом вырос сильным и независимым человеком. Непоколебимым и неуязвимым.
Таким он был вплоть до того момента, как получил удар шпагой в лицо.
Пальцы Иззи легко скользнули по рассеченной брови.
– Вы мне здесь не нужны, – выговорил он.
– Разумеется. Вы взрослый, сильный и мужественный герцог, вам никто не нужен, я точно знаю. Я здесь не для вас, а для себя. Потому что мне надо остаться.
Вздохнув, он покорился. У него просто не было сил, чтобы продолжать спор.
Она устроилась рядом с ним и положила его голову к себе на колени.
– Вот так… Тише, успокойтесь.
Она принялась перебирать его волосы, касаться пальцами головы. С каждым прикосновением боль становилась чуть слабее.
Ее движения казались волшебными, а если бы Рэнсом верил в чудеса, то назвал бы их чудом. Иззи нашла острый, режущий край боли и притупила его нежной лаской пальцев.
А ее голос! Глубокий и напевный голос, как журчание воды в реке, уносил боль.
Эта непрошеная нежность была совершенно чужда ему. Непостижима. И как бы он ни жаждал ее, она внушала ему смертельный страх. С каждой позволенной лаской рос долг, вернуть который он не мог.
«Ты этого не заслужил», – произнес мрачный, непреклонный голос. Эти слова Рэнсом слышал так часто, что сроднился с ними. Они жили в его крови, отзывались в каждом ударе сердца. «Ты этого не заслужил. И никогда не заслужишь».
Большой палец Иззи нащупал узелок у основания его черепа и надавил на него. Рэнсом застонал.
Она мгновенно замерла.
– Вам больно?
– Нет. Да. – Он повернулся так, чтобы поудобнее уложить голову в колыбели ее колен, протянул руку и бесцеремонно обнял ее за талию. – Просто…
– Что?
– Не останавливайтесь. – Он затаил дыхание, когда новая волна боли чуть не лишила его чувств. – Не останавливайтесь.
– Не буду, – пообещала Иззи.
У нее разрывалось сердце. Было что-то невероятно трогательное в этом зрелище: крупный, властный, сильный мужчина съежился на полу, как щенок, покрываясь испариной и корчась от явной боли.
Его руки сжались на талии Иззи.
Иззи уже давно жила одна. В некотором смысле ее одиночество началось задолго до смерти отца. Близкое знакомство с одиночеством помогло ей понять: главный недостаток отсутствия тех, кто бы заботился о тебе, – то, что и тебе не о ком позаботиться.
Иззи не знала, прогонят ли боль осторожные движения ее пальцев, однако они легко разрушали укрепления, воздвигнутые вокруг ее сердца.
И она продолжала поглаживать его лоб и голову и неразборчиво шептать слова утешения – по крайней мере, она надеялась, что они послужат утешением.
