Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур
– Я поеду с вами, пан профессор. В первое мгновение он не понял.
– Что вы сказали? Повторила громче:
– Я поеду вместе с вами.
– О, это замечательно, – обрадовался он.- Но мне бы хотелось, чтобы вы приехали навестить меня, когда я уже там устроюсь, все организую. Я вам покажу там все. Вы увидите, как там красиво и как там хорошо…
– Нет, профессор, – прервала она, – я хочу поехать с вами, поехать и остаться там с вами.
Он недоверчиво посмотрел на нее.
– Что это за шутки?
– Это вовсе не шутки. Я еду с вами.
– Что за нелепая мысль!
– Почему нелепая?!
– Ну потому что куда вам в таком возрасте в глухую провинцию? Нет, об этом даже не может быть и речи.
– Но я все-таки поеду, – настойчиво заявила она.
Вильчур остановился возле нее.
– А нельзя ли узнать зачем? Почему вы должны туда ехать?
– Я буду помогать вам.
– Но мне не нужна никакая помощь.
– Вы говорите неправду. В каждой операции нужна помощь.
Вильчур возмутился:
– Для этого не нужна помощь врача, достаточно сельского мужика или бабы.
– Вот уж не верю, чтобы кто-то незнакомый с медициной мог пригодиться больше, чем дипломированный врач. А кроме того, вы сами говорили, что там будет большой наплыв больных, что вам приходилось часто поручать перевязки кому-то неопытному. Я знаю, что пригожусь вам, и женская забота вам тоже не помешает. Почему бы мне не поехать? Да и с Варшавой меня тоже ничего не связывает, ничто меня здесь не удерживает.
Вильчур рассердился.
– Это очень плохо, потому что вас должно здесь удерживать. Здесь есть для вас широкое поле деятельности, здесь вы сделаете карьеру, найдете себе подходящего мужа. И вообще нет смысла даже говорить об этом, потому что от меня зависит, возьму я вас или нет, а я вам заранее заявляю, что не возьму. Моя совесть ни минуты не была бы спокойной, и я считал бы себя последним негодяем, если бы закрыл перед вами мир где-то на далекой окраине. Я старый, и мне ничего уже не нужно. Мне достаточно того, что могу служить другим людям. А вы молоды, у вас вся жизнь впереди, и вы еще имеете право на личное счастье.
Люция покачала головой.
– Прекрасно. Но вы, пан профессор, не принимаете во внимание того, что мое личное счастье заключается в том, чтобы как раз помогать вам.
– Это вздор. Спустя несколько месяцев или год все это выветрится у вас из головы, и только тогда вы почувствуете, как вы несчастны, как вам скучно, как вы разочарованы, а я должен буду переживать с полным чувством собственной вины. Я плохо сказал: не буду должен, а не буду потому, что не возьму вас, и вопрос исчерпан. Если вы хотите оказать мне услугу, помогите, пожалуйста, избавиться от этого магазина. Здесь будет много работы, а я уже горю нетерпением поскорее уехать.
Категоричность профессора была столь убедительной, что Люция больше не возвращалась к этой теме. Полемизировать с Вильчуром было бы совершенно безнадежным делом. Несмотря на это, она не старалась затянуть подготовку к его отъезду. Она усердно занялась поиском покупателей и распродажей. Одновременно она помогала профессору закупать все необходимое.
В результате все сборы приближались к концу. Отъезд был намечен на 14 апреля. Накануне вечером Вильчур попрощался с Люцией. Его поезд отправлялся в семь часов утра, и ему не хотелось поднимать ее так рано, чтобы проводить его на вокзал.
– Когда как-нибудь там все устроится, – сказал он, – я приглашу вас. Мне будет очень приятно, если вы приедете туда на несколько дней или даже чтобы провести весь отпуск.
Люция простилась с ним очень сердечно. Приятно удивленный, он подумал, что она даже не настаивала на своем желании проводить его на вокзал. Была веселой, а возможно, делала вид, чтобы не огорчать его.
– Какое у нее доброе сердце, – думал Вильчур, когда они расстались. – Она замечательная девушка.
И вдруг он пожалел о том, что так категорически отверг ее жертвенную готовность сопровождать его в провинцию. Однако тотчас же обуздал себя:
– Нет, это должна быть новая жизнь, новая фаза. Это не для меня, это для других.
В шесть часов утра следующего дня он вместе с Юзефом был уже на вокзале с несколькими сундуками, которые нужно было сдать в багаж. Прохаживаясь по перрону перед отправлением поезда, он все время посматривал на часы. Правда, он сам просил, сам настаивал, чтобы Люция не приходила, однако почувствовал душевную горечь оттого, что ее не было. На какое-то время им овладела глубокая печаль, граничащая с разочарованием.
Объявили посадку. Он попрощался с Юзефом и вошел в свое купе. Через открытое окно ворвался яркий солнечный луч. Вильчур облокотился на окно и с грустью смотрел на пустой перрон. В назначенный час поезд отправился. Вильчур стоял у окна и смотрел на удаляющуюся Варшаву, на этот кошмарный город, который сломил его и выплюнул из своего чрева как что-то уже ненужное, выжатое, непригодное.
– Пусть простит их Господь, пусть простит их Господь, – повторяли его уста, но в сердце слова эти не находили ни малейшего отклика. Сердце свела болезненная судорога, в нем запеклась обида и жалость.
И это страшное чувство одиночества. Он знал, что по приезде на место это чувство покинет его, но сейчас ему было очень тяжело.
Колеса уже стучали на последних стрелках, последние домики города отдалялись с удвоенной скоростью. Последние дымы фабричных труб чудовища рассеивались за горизонтом.
За спиной послышался звук открываемой двери купе.
Профессор повернулся.
Перед ним стояла Люция с несессером в руке.
Глава 7
Доктор Ян Кольский, придя утром в клинику, нашел на своем столе письмо, подписанное рукой Люции. Он сразу узнал ее почерк и с явным интересом открывал туго набитый конверт. Там лежало несколько банкнот и два листа бумаги.
На первом он прочитал:
"Дорогой пан Ян! Поскольку мой отъезд оказался таким внезапным, я не успела с вами попрощаться, за что прошу меня извинить. Обстоятельства сложились так, что я должна на долгое время, а может быть, и навсегда покинуть Варшаву. На прощание хочу попросить вас об одолжении. Я не успела сообщить о своем уходе руководству клиники. Высылаю вам письменное заявление, а вместе с ним возвращаю полученную до конца месяца зарплату, которую прошу вас сдать в кассу. Не хочу иметь задолженностей в клинике, хотя мне полагается отпуск, Я убеждена, что профессор Добранецкий встретит сообщение о моем уходе с искренним удовлетворением. Следует добавить, что и мне расставание с клиникой, такой, какая она сейчас, принесет большое облегчение. Примите мои наилучшие пожелания. Я уверена, что они исполнятся, потому что они искренние, а еще потому, что вы заслуживаете этого. Я буду помнить вас. Если произойдет в моей жизни что-нибудь достойное внимания, возможно, напишу вам. Передайте привет всем, а особый от меня пациенту из палаты 116 и пожелайте ему быстрейшего выздоровления. Сердечно жму вашу руку. Люция"
