Антон Ярев - Цветом света
С Лизой мы подружились сразу. Я помогала ей разобраться с движением, для меня это тоже было неплохой практикой. Каждый день мы танцевали под магнитофон. Первая, с кем я поделилась своими подозрениями, была она. Лиза сначала рассмеялась, но дня через три согласилась со мной, что все это странно. Мы говорили с другими девушками. Как мне показалось – это не возымело действия. Но я ошиблась. Над каждой из нас велось наблюдение, контролировалось даже настроение. Я потом сообразила, что за витамины нам прописывали. Заикнулась и об этом… Заикнулась, а получилось, что мешаю планам своих покровителей. Оказалась сорняком в выращиваемой ими культуре. Я подставилась и подставила Лизу.
События развивались быстро, не прошло и двух дней. Нас задержали после занятий: подошел Эдик и сказал, что директор хочет нас видеть (а директор – это был такой невзрачный, с лысой макушкой типчик, он и на глаза-то попадался всего пару раз). Эдик вошел за нами в кабинет и запер дверь. Вместо директора там оказались Олежек и еще четверо молодцев.
– Привет, птичка, – усмехнулся мне пьяный Олежек. – А могла бы жить!
Зачем мы сопротивлялись и кого звали на помощь? Нас поставили на колени лицом друг к другу, и было больно не столько мне самой, сколько смотреть, как насилуют Лизу и слышать ее крики. Когда все закончилось, Эдик открыл дверь. Вошел врач и сделал нам по два укола…
Я очнулась одна в незнакомой маленькой комнате без окна, но с вентиляционной отдушиной. На полу, на стенах – ковры. Лампочка под розовым плафоном встроена в потолок. Какая-либо мебель отсутствовала, только несколько огромных подушек, заменяющих постель. Одежды на мне не было. Я постучалась в дверь без ручки и вообще какого-нибудь напоминания о том, что это дверь: выше человеческого роста розовый мягкий прямоугольник в стене. Ощущение было, что все происходит не со мной, и я – это не я, а некая героиня пошлого романа маркиза де Сада. Стучала в дверь я недолго, быстро почувствовала – слабею. Упала на подушки. Кружилась голова, видимо, что-то сильное в меня закачали. Есть не хотелось. При одной мысли о еде начинало тошнить. Хотелось пить. Спустя время, дверь открылась, впустила незнакомого мужчину и снова захлопнулась…
Сколько именно я проработала на «конвейере», черту неизвестно. Поначалу, чтобы не сойти с ума, считала посетителей, но, не зная, когда день сменяет ночь, не имея никакого представления о времени, бросила эту затею. После семнадцатого отключилась. Видимо, ненадолго. Меня снова разбудили…
Я больше не плакала, не стучалась в дверь, не просила есть и выглядела, должно быть, ужасно. Во всяком случае, казалось: на мне лежит грязь плотной липкой коркой. Вошла женщина, немолодая, красивая, хорошо одетая.
– Хочешь жить? – спросила она.
Я туго соображала, только пыталась понять, что она тут делает.
– Если ты согласна вести себя смирно, тебе дадут одежду, приведут тебя в порядок, будут кормить, водить в туалет и будут убирать твою комнату. Если ты согласна.
Кто бы мне сказал раньше, насколько я малодушна! Они дали все, что обещали. Очень хорошо кормили. В туалет и в душ я получила сопровождение, не сводившее с меня глаз ни на секунду. Впрочем, никаких крамольных мыслей пока не являлось. Сломали меня грамотно. Мужчины, многих из них я начала теперь узнавать, навещали регулярно. После каждого я принимала душ, и в меня пихали какие-то таблетки. Мне давали выспаться, и я стала разграничивать день и ночь. Ночь – это когда я не спала.
Прошло около недели, появилась та женщина.
– Здравствуй, девочка. Можешь называть меня Соней. Ты поняла, за что тебя наказали?
Да, я поняла. Я очень давно это поняла! Мои мысли стали четкими, прямыми, математически правильными. Я перестала любопытствовать. С философией тоже было покончено. Нарушение контракта: сболтнула лишнее. И точка. А что было бы, если бы не?.. Никому не интересно.
– Я ведь послушна, – отвечала я.
Соня неожиданно ударила меня кулаком в челюсть, как заправский боксер. Я рухнула на пол. Из разбитой губы заструилась кровь. Странно: боли я не испытывала, обиды тоже, но заплакала.
– Ты очень дерзкая девочка. На тебя потрачено много денег. Затраты не оправдались. Долги надо возвращать. Ты согласна?
Я только кивала и всхлипывала. Соня ходила от одной стены к другой, потирала кулак и размеренно говорила:
– Хочу, девочка, чтобы ты знала: я не зверь, я – человек. Но это мой бизнес. Бизнес жесток и справедлив. Ты к нему с лаской – и он к тебе с любовью. Очень простая грамота. Все, студенточка, уроки закончились. Сдавай экстерном. Будешь бревном – бревном тебя отсюда и вынесут. Усекла?
– Да.
– Пойдем, – она протянула мне руку. – Губу твою залечить надо.
Это был обыкновенный бордель. Его населяли люди, каждый из них имел свою историю, но не всем довелось увидеть бога этой вселенной – Льва Васильевича Карпатова. С тех пор меня беспокоили только клиенты. Принимать их должным образом я научилась очень скоро. Появились даже постоянные покупатели. С каждой сделки я получала двадцать рублей. Их честно приносила Соня. Меня больше не кормили, и еду я заказывала сама. Потом дверь перестали запирать, появилась небольшая свобода в перемещении. Примерно через месяц мне разрешили обзавестись кое-какой мебелью, потом я купила магнитофон, чуть позже – телевизор и видео. Кабель мне не провели: разрешалось смотреть только видео. Мне повысили ставку до тридцати семи рублей с клиента за час и свыше полутора сотен за ночь. Правда, ночи заказывались редко. Мой бог, я настолько привыкла, что ко всему относилась спокойно… Ко всему, кроме одного: ко мне наведывался Олежек. Он не платил. Он был моим «импресарио». Неизменной наградой от него я получала букет алых роз. Ненавижу эти цветы.
Однажды Олежек приехал совсем трезвый:
– Надень что-нибудь поприличнее.
Он вывел меня из подвала наверх. На улице была ночь, ясная, с огромными звездами. Вокруг стояли голые деревья и лежали сугробы снега. Бордель снаружи имел вид невзрачного двухэтажного домика и находился он посреди какого-то парка. Под землей, я представляла этот дом гораздо большим.
Олежек отвез меня за черту города. Прямо в машине достал бокалы и открыл бутылку шампанского.
– Знаешь, что за день сегодня? – спросил он.
– Нет.
– Сегодня день моего рождения.
– Поздравляю, – сказала я без «должного» настроения.
– Но это не все! Сегодня еще и день твоего рождения, Женечка!
Меня затрясло:
– Ах, вот как?!
Не знаю. Это было такое потрясение, словно приоткрылся один из тех ковров, что висели в моей комнате, и мне показали, чего я лишилась. Значит, у меня все-таки был день рождения! У меня было имя! Чем руководствуясь – не знаю – отчаянием ли, ненавистью ли, или выпитым шампанским, я изо всей силы ткнула Олежека бокалом в лицо. Бокал раскрошился вдребезги. Я выскочила из машины и побежала по шоссе. Позади услышала:
