Светлана Демидова - Свидание в неоновых сумерках
Татьяна шла по улице, купаясь в мыслях об Олеге. Несмотря на почти уже зимний холод она разрумянилась и даже размотала шарф. Неужели она влюблена? Смешное слово. Влюбленными бывают все те же восьмиклассницы-несмышленыши. Ей, Татьяне, скоро сорок. Тоже нашлась Наташа Ростова! А что? По возрасту она, конечно, годится этой Наташке в матери, а по любовному опыту они почти ровесницы. Честно говоря, у нее и опыта-то никакого нет. Татьяна, конечно, не раз была влюблена в юности, как любая другая девушка, но чаще всего безответно. Да что там чаще… Всегда безответно… А если уж быть до конца откровенной, то опыт ее взаимоотношений с мужским полом был ограничен всего одной связью, не столько даже любовной, сколько сексуальной. Тогда они еще жили с отцом и матерью на улице Некрасова. Их соседом по лестничной площадке был очень красивый мальчик, по имени Володя Карпинский, в которого были влюблены все девочки не только их двора, но и нескольких соседних. Володя был черноволос, кудряв, смугл лицом и обладал огромными антрацитовыми очами. Татьяне он, конечно, тоже нравился. Она называла его мальчиком из Неаполя, потому что он казался ей чем-то похожим на героя одноименного мультфильма. Мальчик из Неаполя Татьяну совершенно не замечал, что было неудивительно, потому что ее, серенькую мышку, не замечал вообще никто. Девчонки их двора завидовали территориальной близости Татьяны к Карпинскому и очень часто просили ее рассказать им что-нибудь о нем или передать записку. Она выдумывала всяческие истории, из которых было отчетливо видно, какие они с Володей большие друзья, и исправно работала почтальоном. О том, что он когда-нибудь обратит на нее внимание, Татьяна даже и не мечтала, потому что это было все равно что мечтать о каком-нибудь артисте или космонавте. Рядом с их подъездом была проложена девчачья тропа, по которой каждую минуту дефилировали под ручку две-три юные особы, надеясь привлечь к себе внимание Володи. Карпинский упивался своим могуществом и ни до одной из них так и не снизошел, потому что считал, что всегда успеет, что лучшие девочки ждут его совсем в другом месте, нежели тривиальный ленинградский двор-колодец.
А когда им исполнилось по пятнадцать-шестнадцать лет, все вдруг переменилось, все мальчишки их двора выросли, многие вытянулись чуть ли не в двухметровых богатырей, один Карпинский почему-то по-прежнему оставался ниже среднего роста. И это было бы еще ничего, поскольку низеньких девочек вполне достаточно, а глаза мальчика из Неаполя по-прежнему оставались черны и знойны, и волосы продолжали тугими кольцами падать на высокий лоб. Дело отяготилось еще и тем, что чудесная смугло-медовая кожа Карпинского покрылась отвратительными гнойными прыщами. Любовные записки перестали поступать, девчачья тропа заросла сорной травой. Татьяна всегда вздрагивала, когда натыкалась взглядом на воспаленную щеку мальчика из Неаполя, и очень жалела его. Ей казалось, что Володю заколдовала та самая злая колдунья, которая в мультфильме пыталась разорвать своими черными когтями земной шар. Татьяне снилось, что она, почти как в русской народной сказке, находит шкатулку, в которой лежит яйцо. Яйцо было кирпично-красное, будто выкрашенное луковой шелухой на Пасху. В яйце, естественно, находилась игла, на кончике которой и висела жизнь злой колдуньи. Татьяна ломала иглу, колдунья с аэродинамическим самолетным гулом рассыпалась в пыль, а мальчик из Неаполя мгновенно вырастал до размеров Кешки Романова из пятьдесят второй квартиры. Его кожа разглаживалась и снова приобретала бархатистость, смуглость и румяность… Некоторые сны кончались жаркими поцелуями. Татьяна просыпалась в испарине и в состоянии сумасшедшего счастья. Когда она на лестничной площадке встречалась взглядом с Володей, то не замечала уже ни воспаленных щек, ни маленького роста. Она вспоминала его поцелуи из собственных снов и трепетала всем телом.
Карпинскому надо было быть полным идиотом, чтобы этого не заметить. Бывший мальчик из Неаполя идиотом не был и все довольно быстро просек. Однажды, когда Татьяна вышла из лифта с зажатым в руке ключом, дверь квартиры Карпинских распахнулась. Стоящий на пороге Володя поманил ее рукой. Татьяна подошла. Кумир снова схватил ее за руку и втянул в квартиру. Они пару минут постояли друг против друга с горящими глазами, а потом Карпинский принялся ее целовать, и не менее жарко, чем во сне. Она сначала стояла истуканом, так и сжимая в кулаке ключ, потом выронила его и неожиданно для себя страстно ответила на поцелуи Володи, которые были даже лучше, чем во сне. И это понятно. Татьяну никогда еще никто не целовал, и ее подсознание во снах срабатывало, исходя из чисто теоретических представлений. Практика превзошла самые лучшие Татьянины ожидания. В темноте коридора щеки Карпинского казались гладкими, а рост вообще не имел никакого значения.
Они целовались до опухших губ каждый день целых две недели, а потом надо было переходить к следующему этапу, поскольку первый был явно пройден на «пять с плюсом». Второй этап оказался сложнее, так как они оба были юны и неопытны. Кроме того, коридор для второго этапа не очень-то и подходил. Не на полу же, в самом деле, постигать премудрости взрослых отношений. Пришлось перейти в комнату. На безжалостном дневном свету Татьяна старалась не смотреть на шершавые щеки Карпинского и жмурилась, когда все же приходилось. Володя видел это, болезненно кривился, жестоко сдирал с нее одежды и бесстыдно обнажался сам. Ей было больно, но она читала, что так и должно быть поначалу, а потому терпела и ждала прихода того состояния, о котором тоже начиталась предостаточно. И когда она совсем уже отчаялась дождаться, оно наконец пришло. Татьяна вскрикнула уже не от боли, а от никогда ранее не испытанного восторга. И после этого уже не имели никакого значения прыщи и болячки Карпинского.
Они встречались почти каждый день в квартире Володи, отдаваясь друг другу со страстью юности, приправленной горечью того, что связь их не имеет будущего. Они не обманывали друг друга. Ни он, ни она ни разу не сказали друг другу «люблю». Молодые люди методично и без всяких сантиментов постигали тайны отношений между мужчиной и женщиной. Татьяна еще и жалела Володю. Он же упивался ее телом, потому что по молодости не был уверен, что кто-нибудь еще, кроме Татьяны, согласится отдаться ему, низкорослому гнойному уродцу. Почему Татьяна, которая даже не знала тогда, что следует предохраняться, так и не забеременела, неизвестно. Так и осталось невыясненным, кто из них не мог иметь детей.
Неизвестно, чем кончилась бы их безумная страсть, если бы Татьянина мать не влюбилась в чужого мужа. Единственным результатом ее любви стал обмен квартиры. Татьяна с матерью съехали с улицы Некрасова, и Володя Карпинский, мальчик из Неаполя, был потерян для нее навсегда. Сначала она даже тосковала по нему, разрывалось от сексуального голода тело, но постепенно Танюша научилась смирять свои страсти. Потом, через много лет, она несколько раз встречала на питерских улицах Карпинского. Он Татьяну не узнавал, потому что в расцвете своей красоты никогда не обращал на нее внимания, а в разгар их страсти на лицо и вовсе не смотрел. Он еще немного подрос, но все-таки оставался весьма низкорослым. Буйные кудри поредели и были коротко острижены. Антрацитовые глаза выцвели и подернулись пыльной пепельной пленкой. Гнойные прыщи исчезли, но кожа была неровной, бугристой, в рубцах и ямах. Бывший мальчик из Неаполя превратился в страшненького неопрятного мужичонку. Один раз Татьяна видела с Карпинским женщину. Маленькую и довольно симпатичную лицом, но очень полную и небрежно одетую. Она держала его под руку и катилась колобком несколько сзади. По всему было видно, что Карпинский не замедлил бы шагу и даже не обернулся, если бы этот колобок нечаянно отцепился от его руки и потерялся в питерской толпе.
