Алина Кускова - Вам хорошо, прекрасная маркиза?
Похожая фраза звучала в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя», только там говорили про поцелуй, пронеслось у меня в голове. Бутылка виски прижалась ко мне со всей своей стеклянной неизбежностью.
– Осторожно!
Я, чуть освобождаясь, умудрилась поставить ее на пол рядом с бокалом.
– Я буду очень осторожен, – прошептал Артур прямо мне в ухо, отчего по телу дружным строем пробежали возбуждающие мурашки. – Тебе понравится, Кэт.
Кэт? Кэт?! Кэт!
Во мне тут же подняли голову привычные сомнения.
– Что мне понравится? – борясь с собой, поинтересовалась я.
– Секс со мной, – бесхитростно признался Давыдов.
– Секс?!
Лучше бы он не произносил этого слова!
Но он его произнес. Произнес в отрыве от любви. А это могло означать только одно: да, я его хочу, но без любви заниматься с ним сексом не собираюсь. Голимый секс мне не нужен. Я девушка влюбчивая, но не до такой степени! И вообще!
– И вообще, – сказала я, резко спихнув его с себя. – Иди ты к черту!
– Куда?! – удивился Давыдов, пикируя с кровати вниз. – У-у-у-у, – взвыл он, – дьявольщина! Больно же!
Я хмыкнула. Конечно, больно, когда тебя девушка посылает. А он что думал? Пусть морально прочувствует всю тяжесть момента, отвергнутый похотливый самец!
Давыдов, лежа на коврике перед моей кроватью, морщился от боли и держался за спину. За голую спину, между прочим. Все-таки какие у него рельефы умопомрачительные. Может быть, все же стоило попробовать хоть раз без… Ни за что! Пусть даже не давит на жалость.
– Вставай и шагай к себе, Арчи, – безапелляционно заявила я.
– Бинт у тебя есть?
И он показал мне руку, она была в крови. А потом повернулся ко мне спиной, словно я должна была прочувствовать всю тяжесть момента. Спина тоже была в крови. Я толкнула Давыдова на стеклянный бокал и бутылку виски. Бутылка выдержала, а вот бокал оказался довольно хрупким, раскололся на куски и порезал такой замечательный торс! Честное слово, стало жалко… бокал.
Я вскочила и забегала по комнате в поисках чемодана. Всегда с собой брала аптечку! Но сейчас не помнила, доставала ее из багажа или нет. Я так разволновалась, что все забыла. Ведь не хотела причинять ему физическую боль, нисколечко не хотела. Бедный, как он страдал!
– Какой у тебя аппетитный за… э… д!
– Что?!
Я и забыла, что бегала почти раздетой.
Давыдов сидел на полу и довольно улыбался.
– Что ты сказал?! – возмутилась я, перестав искать бинты.
– Я сказал: какой у тебя аппетитный… позвоночник. Весь в позвонках.
– Никогда такого не видел? – хмыкнула я и полезла в шкаф. Все-таки аптечку я из чемодана достала.
– Никогда такого не видел, – согласился со мной Давыдов. – Слушай, Катя, а правда, помоги мне!
– Не видишь, я и так помогаю.
– Помоги мне найти письмо, которое дарует сокровища. Ты же говорила, что у тебя по сокровищам была пятерка…
– Нашел о чем думать, исходя кровью! – возмутилась я. – Нет ничего ценнее на свете человеческой жизни.
Взяла бинты и принялась ему «зализывать» раны.
– Прости, – сказал протрезвевший и перебинтованный Давыдов, – больше этого не повторится.
Не повторится? Не повторится?! Я чуть не разрыдалась. Обидно же! Была в шаге от безумного счастья, и надо же такому свалиться… то есть случиться!
С другой стороны, Артур решился мне доверить свою тайну. А это гораздо важнее, чем секс. Но не так важно, как любовь. Впрочем, для всего у меня еще есть время.
Глава 6
К чему скорбеть от глупого сюрприза,
Ведь это, право, ерунда
Ночь прошла спокойно потому, что я обиделась и закрыла дверь своей комнаты на длинноногий подсвечник. Довольно прочный и узкий, чтобы кому-то со спортивной фигурой протиснуться между двумя ручками. Он заклинил дверь в неподвижном положении. К сожалению, никто не попытался проверить прочность подсвечника, хотя я спала чутко и прислушивалась к каждому шороху. Беспокоилась о раненом, это же так естественно. Из соседней комнаты доносилось мирное сопение. Так спать после того, что между нами случилось, мог только бесчувственный жестокосердный человек! Утром я специально раскрыла окно, чтобы влетевший бешеным ураганом холоднющий сквозняк разбудил Давыдова.
Погода стояла замечательная: солнце, небо, снег и прочие атрибуты внешнего мира побуждали к активным действиям на благо своего работодателя. Да, я постаралась выбросить из головы сентиментальные бредни и заняться исключительно делом. Каким конкретно, слабо еще представляла, но очень надеялась, что Давыдов мне все разъяснит.
Шел десятый час утра, а он все еще ничего объяснять не торопился!
Я подошла к двери и приложила ухо к щели. С трудом разобрала странные звуки, похожие на мычание – Артур пел в ванной, стоя под душем. Мило, ничего не скажешь. А я из-за своего подсвечника была вынуждена довольствоваться только видом из окна и сквозняком… Б-р-р-р-р, как холодно.
– Бум-с!
Дверь неожиданно дернулась, замерла и дернулась еще раз. Я не успела отскочить в сторону, когда, сопровождаемая громким чертыханием, она резко открылась. Подсвечник упал мне на ногу, и я взвыла.
– Доброе утро! – сказал мне чисто выбритый и посвежевший Давыдов.
– Привет, – поморщилась я, стоя как цапля на одной ноге и пряча за нее вторую, ушибленную.
– Проснулась?
– Нет! – съехидничала я.
Как будто он не видел!
– Вижу, – кивнул он, оценивая меня пристальным взглядом. – Успела одеться.
– Нравится? – я с надеждой натянула короткую футболку на пояс джинсов и на всякий случай поставила на пол обе ноги.
– Очаровательно, – хмыкнул Давыдов и кивнул мне на дверь. – Легкий перекус, после чего мы начинаем поиски!
– Что ищем? – проявила я готовность к общению с ним.
– Неопубликованное письмо Пушкина. Оригинал. Довольно дорогой, с точки зрения наследства и аукционной стоимости.
– А подробнее? – заинтересовалась я.
– Подробности тебе не нужны, Катя. Достаточно будет взглянуть на почерк, и ты сразу поймешь, что это оно.
– А что не так с почерком у Пушкина? Страдает каллиграфия или каракули слишком амбициозны?
– Тупишь? – прищурился Давыдов.
Я отпустила несчастную футболку, сразу обнажившую мне живот. Да, я хотела этим утром выглядеть немного сексуально. Совсем немного.
– Или издеваешься? – он не сводил глаз с моего живота, который я на всякий случай втянула к позвоночнику.
– Как ты можешь так думать?! – возмутилась я. – Я искренне хочу тебе помочь.
– Тогда помогай.
Развернулся и вышел. Ни тебе «хорошо выглядишь», ни «прекрасно мыслишь», ни «классно излагаешь»… Нет, правда, мог что-нибудь приятное сказать. Но мужчины такие… мужчины, что ничего хорошего от них не дождешься!