Кэтрин Андерсон - На веки вечные
— Обо мне? — Об этом ей как раз хотелось бы помолчать.
— Вы откуда?
— Я жила в разных местах.
— Ваша речь нараспев говорит о том, что вы откуда-то южнее Пенсильвании.
После стольких лет, проведенных на севере, Мередит надеялась, что ее акцент незаметен.
— Из Арканзаса, — пробормотала она.
— Ах, из Арканзаса? — Казалось, он обдумывал се ответ. — Из Литл-Рока?
У Мередит на голове зашевелились волосы. В распоряжении Хита были все средства, чтобы проверить ее слова.
— Нет… я… — Она судорожно пыталась вспомнить название какого-нибудь другого города. — Мы много переезжали.
— Мы?
— Мои родители и я. Талахасси, Монро, Портвиль.
Мередит надеялась, что назвала достаточно городов и он не запомнит каждый. Гамбургеры начали шипеть на сковородке, и Мередит перечислила еще несколько городов.
— Мы ездили по всему штату.
— Я считал, что Талахасси во Флориде.
Приступ паники. Почему он пытает ее вопросами, когда у нее совершенно не варит голова?
— Такой город есть и в Арканзасе.
Хит поднялся, чтобы проверить, как дела с картошкой и мясом. И, водрузив крышки на сковородки, положил ложку на угол стола.
— Ваш отец занимался цыплятами?
— Цыплятами?
— Самое популярное дело в Арканзасе. — Уголки его губ иронически изогнулись.
— Нет, — Мередит рассмеялась, — он продавал подержанные автомобили. Поэтому мы переезжали с места на место.
— Кажется, вы сказали, что он был фермером.
Она не могла припомнить, чтобы это говорила.
— Вы перепутали. Его бизнес — подержанные машины.
Шериф кивнул.
— Знаю я этот тип людей: заговорит кого хочешь, брюки из полистирола и шикарные золотые часы.
— Папа бы умер, но не надел бы брюки из полистирола. — Мередит барабанила по колену пальцами. По крайней мере в этом она не солгала. Но взгляд отводила: ей казалось, что Хит копал все глубже и глубже. — А золотые часы у него были — достались в наследство от отца.
— Ваш родитель — продавец автомобилей, а вы водите консервную банку, которая ездит на одной молитве и честном слове?
— Но… я давно не живу дома.
Хит снова занял место напротив нее и положил ногу на ногу.
— А что вас привело сюда? Так далеко от Арканзаса?
— Захотелось перемен.
— От чего?
Мередит вонзила ногти в хлопчатобумажную ткань своих джинсов.
— Шериф, у меня такое впечатление, что вы ведете допрос с пристрастием.
— Просто стараюсь поддержать разговор. — Ленивая улыбка должна была скрыть его интерес. — Хочу знать о вас немного больше, вот и все.
Мередит решила, что настала пора сыграть в его ворота. Она еще не встречала мужчину, который не любил говорить о себе.
— Я вела на редкость скучную жизнь. Лучше поговорим о вас. Я читала в газетах о вашей работе с детьми. — Она пыталась припомнить, о чем говорилось в статьях. — Вы на много процентов сократили число погибших в авариях пьяных подростков.
— Только на тридцать семь.
— Тридцать семь! Вы считаете, это мало?
— Если вы тот самый человек, который обязан сообщить матери, что его подчиненные на триста сорок восьмой миле никак не могут собрать по кусочкам ее сына, такой процент вам не покажется высоким.
— Все равно впечатляет. Я слышала, вас приглашали дать интервью по национальному телевидению и вы отказались.
Хит пожал плечами.
— Значит, правда. Почему же не захотели, чтобы о ваших программах узнали в других округах?
— Журналисты гоняются не за сведениями.
— А за чем же?
— За моей задницей.
— За чем?
— Я играю не по правилам, и многим это не нравится. Что же до победных реляций, то я никогда не ставил цель делать себе имя.
Хит взглянул на часы и, вскочив, подошел к плите. А растерянная Мередит уставилась в его широкую спину. Не везет — не сумела расшевелить, он не захотел о себе рассказывать. Мне, мое, я было выжжено у Хита на лбу. Но не только это пробудило в Мередит интерес. Что двигало этим человеком? Его работа была на виду, но, несмотря ни на какие споры, он отказывался действовать по правилам. Шериф был либо слишком упрям, либо очень любил свое дело. У Мередит сложилось впечатление, что присутствовало и то и другое, но последнее было сильнее.
Перевернув гамбургеры, Хит посмотрел на нее:
— Могу я попросить об одолжении?
Мередит приструнила разыгравшееся воображение.
— О каком?
— Если я не буду спускать Голиафа с привязи, можно приводить его сюда, когда я здесь работаю и пока не построят псарню? Сидеть и днем, и по вечерам взаперти для него слишком тяжело.
Мередит вспомнила, как рычал на нее ротвейлер накануне вечером, и первым побуждением было ответить «нет». Но если по совести, как она могла отказать? Хит хотел помочь ей. И позволить приводить собаку — самое малое, чем бы стоило его отблагодарить.
— Только не спускайте пса с поводка, привязывайте на улице и не давайте забегать туда, где играет Сэмми.
— Никаких проблем. Вот познакомитесь с Голиафом поближе и больше не будете бояться.
Мередит в этом сильно сомневалась и, уж во всяком случае, никак не горела желанием дружить с этой замечательной собакой.
— И еще одно. — Хит по-прежнему стоял спиной. — Если на этой неделе мне предстоит готовить вам еду, будет проще ужинать с вами. Иначе дома придется заниматься готовкой второй раз. Согласны?
Мередит почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Но нельзя же разрешать ему готовить, но не пускать за стол. Южное гостеприимство, которое она впитала с молоком матери, не позволяло проявлять грубость.
— Шериф Мастерс, — выдавила она из себя, — вы желанный гость за нашим столом. Но прежде чем строить планы, давайте подождем и посмотрим, как пойдут дела. Я считаю, что сумею справиться сама.
Он оглянулся, и его лицо озарила улыбка.
— Я должен вам помогать. Мне не следовало кричать в окно.
— Не казнитесь. Вашей вины нет. Просто застали меня врасплох, и от неожиданности я испугалась.
Хит больше не стал спорить.
— Завтра по дороге на работу завезу вам из дома кое-какой еды. У меня хороший аппетит, и я не хотел бы подъесть у вас все подчистую.
— Еды у нас много, и если…
— Вижу, но это не значит, что вы должны ставить здоровенного плотника на довольствие. Мне будет неловко садиться за стол, если не внесу свою долю.
У Мередит появилось ощущение: что бы она ни говорила, от Хита ей не избавиться — по крайней мере еще неделю. Можно сопротивляться до одури, но можно сдаться с почетом.
Весело, ничего не скажешь! Миленькое положение! Сосед — офицер полиции и, судя по всему, относится к своей работе с большим рвением. Стоит ей на секунду забыться — и она горько пожалеет.
